Магия крови - Ник Перумов

Мертвое надо оставлять мертвому, живое – живому. Прошлое – прошлому, будущее же не принадлежит никому, даже богам, оно вырастает в настоящем, как вечно расцветающий цветок – совсем такой же, в какой Рико не так давно уронил амулет Учителя.

Рико не станет искать исчезнувший Игнис. Он вырастит его сам, здесь – и никому и никогда не позволит больше поджечь то небо, которое назовет своим.

Он ощупал серебряное колечко в кармане.

Нет. Не время.

Черныш глянул на него – разумным, совсем не песьим взглядом, – негромко и одобрительно рыкнул.

А в кармане обнаружилось еще кое-что – обломок фибулы с золотой змеей, обгоревший с одной стороны. Вещь, принадлежавшая Повелителю, когда он был еще человеком.

Значит, придется возвращаться в Араллор, долги – это важно.

Ему, Рико, так или иначе пора в путь. Он хороший некромастер, а вот как маг – слабоват. Но способности у него имеются, и Госпожа говорила то же самое. Он отправится в Араллор, вернет фибулу семье погибшего, а потом поступит в рурицийскую Академию, которую то и дело поминали чародеи Корвуса: Орденам после всего случившегося наверняка нужны ученики.

А потом, кто знает, может, вернется сюда, в Эмгу. Откроет свою Академию, а то, небось, тут они до сих пор магии учатся по старинке, от учителя к ученику…

Еще он хотел пообещать себе, что нипочем и никогда не станет заниматься некромагией, но вдруг подумал, что путь некромага не обязательно заканчивается на Бойнях. Людям ведь можно объяснить, что конструкты – это не порождение какого-то злого чародейства, они что твой топор, или лопата, или меч; кузнец не перестанет ковать клинки только потому, что они угодили в руки каким-то лиходеям. Так и здесь. «Знание – сила», – говаривал Гаттар Анатом и был совершенно прав.

Поэтому Рико прежде всего постарается стать хорошим магом.

А там – видно будет.

* * *

Морской ветер ерошил Веспе отросшие волосы, забирался под плащ, приятно холодил тело – хоть после Равнины Гнева маг по сей день постоянно мерз.

Даже в самый летний зной, как сейчас.

И ему до сих пор удивительно было, что он жив, что каким-то невероятным чудом он оказался на корме кораблика, бегущего из Чаган-Го в Роданос (опять в Роданос!), а не лежит, медленно высыхая, на сером песке Могильника. Как так получилось, что почти что умерший маг вдруг ожил, не поняли ни сам Веспа, ни Ахмаль.

Мальчишка-проводник, запинаясь от волнения, мог сказать только что-то вроде: «Тень, чужанин, тень – страшно, у-у! Ворон, да, черный и золотой, вот так. Летел, посмотрел, улетел. Страшно!»

Веспа же вовсе ничего не помнил, кроме смутного сна, где ему вроде бы тоже снился огромный ворон, летящий рядом с ним высоко в пасмурном небе, и Веспа откуда-то знал, что этот ворон – маг Публий Каэссениус Маррон. За вороном и впрямь спешила какая-то золотая тень, не отставая, но и не догоняя, но она показалась Веспе чем-то вроде самостоятельного солнечного зайчика.

Больше Квинт не помнил ничего; очнулся он посреди пустыни: Ахмаль тащил его по песку на плаще непонятно зачем – ясно же было, что Веспа не жилец.

– Не хотел бросать, – мотал головой Ахмаль. – Могильник плохое место, умереть там – стать бродячий дух, злой, убивать проводника!

Мог ли мальчишка бросить его сразу, вытащив из Могильника? Мог, конечно, но не бросил, и за то Веспа отдал ему потом все денарии, оставшиеся в кожаном футляре от завещания. Ахмаль пристроил полуживого мага в дом к своим родственникам (хозяин выглядел так, будто каждый вечер выходил с кинжалом на большую дорогу), и целых три седмицы Квинт отлеживался, расплачиваясь за заботу мелкими магическими услугами.

Теперь-то магия его слушалась, несмотря ни на какие катастрофы.

Завещание Публия, как ни странно, сохранилось. Но теперь это было именно завещание, написанное честь по чести, со всеми зубодробительными формулировками и отсылками, заверенное печатью нотариуса из Константии и подписями трех свидетелей. Куда девался список искаженного Обряда Обрядов, который Квинт ясно видел на этом самом пергаменте, который читал и который воплотил, – загадка. Может, и он приснился? Веспе сейчас сном казалось все, произошедшее с ним после Пяти Башен. Да что там – все, произошедшее после памятного прибытия в Константию, на заседание Капитула Орденов!

Сном исключительно дурным и смутным.

Даже Куртия. Но о ней он вообще старался не вспоминать.

А вот теперь Квинт будто бы проснулся и, ежась от морского ветра, плыл в Роданос, чтобы оттуда отправиться в империю, в Константию, где собирались остатки Орденов. Все, бывшее с ним, будто бы завершило круг, и Квинт повторял свою поездку в столицу – только уже на каком-то ином, неведомом и нежданном уровне.

Но ведь он чародей и больше ничего не умеет, кроме как волшебствовать. Зато это умеет хорошо, спасибо погибшему Ордену Совы. Он вез в Корвус универсальные поправки, которые работали и не лишали чародея возможности оперировать силой, – по сути дела, вез переворот в магической науке. Ибо магия так и не поддавалась прежнему modus operandi: изменились не только звездные пути, изменились сам мир и сама сила.

В селении на краю Равнины Гнева до Квинта долетали слухи о невероятном катаклизме, навсегда изувечившем север Араллора; это были больше пересказы орочьих новостей, приносимых торговцами кланов. Серьезные исследователи, разумеется, на Дальнем Севере пока не бывали. Но если верно то, о чем рассказывали дикие орки, то… то это меняло все прежние подходы к магии.

Все это, разумеется, требовало глубокого и всестороннего изучения. Как и применение универсальной поправки. Как и опыт создания кристаллов-преобразователей. Как и новая организация Орденов. Квинт перебирал вопросы в голове почти беспрестанно, один за другим, он даже сделал кое-какие наблюдения и записал кое-какие расчеты, купив за пару медяков обрывок пергамента и свинцовый стилус.

Но сам понимал, что все это – только чтобы не думать о Куртии, не вспоминать ее, не питать напрасных надежд. «Это был сон, Квинт, – твердил он себе, – только сон. У Куртии Перпенны отныне своя дорога, у тебя – своя. Живи как ни в чем не бывало, как будто ничего никогда не менялось, следи за звездами, считай магические переменные – может, даже сумеешь еще заново отстроить Пять Башен.

А у нее… у нее другой путь и другие люди. Ей блюсти императорский престол, рожать наследника от какого-нибудь знатного красавца (при этой мысли у Квинта сами собой сжимались кулаки), ей править, воевать, казнить и миловать до поры, пока не подрастет наследник… Ты для нее тоже сон, и навряд ли она вообще о тебе помнит.