"Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 - Юлия Шахрай

Вместо масок у них был огромный сосуд из человеческих костей, куда стекала расплавленная плоть. Вода и кровь превращались в густую жижу, от которой поднимался пар. Сектанты верили, что это была именно та самая “живая эссенция”, которая питает их Демиурга.

Однако, как и у врагов, помощь покровителя никогда не приходила. Да. Иногда во время обряда можно было почувствовать вспышку тепла, обманчивое чувство близости к чему-то великому, но потом оно исчезало, оставляя лишь пустоту. Орден оправдывал это словами:

“Нужно больше веры. Больше пищи. Мы слишком слабы, чтобы он откликнулся.”

Обе стороны сходились в одном. Чем больше жертв, тем “чище канал”. Но правда была страшнее – и Лю Инь Мо, и Демиург, просто не тратили ни капли полученной силы на своих приверженцев. Они питались накопленной энергией так же, как и в бою, и хранили её для собственной битвы. Люди же – их крики, их кровь, их души – были лишь топливом, мясом в бесконечной мясорубке, абсолютно бессмысленной для самих смертных.

Атмосфера жертвоприношений тоже была жуткой. Сотни людей стоят вокруг, кто-то с фанатичным блеском в глазах, кто-то в безумии, кто-то в отчаянии. Крики смешиваются с шепотом мантр, запах горящей плоти с железным привкусом крови. Участники ритуала иногда начинали смеяться и плакать одновременно, будто их души уже были сломаны. Те, кто выживал, возвращались домой бледными, с глазами, в которых отражалось нечто чужое – и вскоре сами становились добровольными жертвами на следующем обряде.

Так рождалась культура бессмысленных жертв. Люди верили, что приносят себя ради спасения, но на деле – кормили существ, которым было всё равно. И чем больше этих жертв становилось, тем ощутимее сам мир начинал чернеть, словно земля и небо напитались их страданиями и стали зеркалами склепа.

Мир уже наполовину сгнил от безысходности, и вот в этой прогнившей ткани начинают появляться первые “жрецы” – не по воле своей, а по тягучему, давящему Зов. Но какой-то обычный смертный никогда не просыпался жрецом. Это всегда начиналось с кошмаров. Человек видел во сне, как его собственное сердце превращается в сосуд, а рот – в зияющую бездну, через которую говорят не он, а иные голоса. Утром такие люди поднимались с дрожью и кашлем, выплёвывая сгустки чёрной слизи или пепла, и с этого дня в них начинала просачиваться чужая воля.

Лю Инь Мо или Демиург не выбирали их напрямую – это было похоже на гниение изнутри, когда сам страх или сама надежда превращали человека в рупор. И чем сильнее он сопротивлялся, тем быстрее ломалось тело. У некоторых глаза заплывали кровью… У других кожа трескалась, как старая бумага… Те же, кто принимал – начинали слышать шёпот толпы, которой ещё не было, словно будущие собрания уже звали их.

Такие жрецы никогда не жили как обычные люди. Они не имели семей – ибо семья рассыпалась рядом с ними, либо убегала, не в силах выдержать их присутствие. Они не имели дома – потому что их шаги приносили тяжесть воздуха, пища гнила быстрее, вода приобретала вкус крови или пепла.

Они жили в окружении слушателей – тех, кто жаждал оправдания своим страхам или надеждам. Жрецу достаточно было выйти к толпе и заговорить. Слова не были речью – это были образы, сгустки ощущений. У Проводников Тишины – жрец шептал, и люди ощущали, будто вокруг гробница, камни на груди, и единственный выход – принести жертву, чтобы избавиться от тяжести. А у Сосудов Продолжения – жрец вещал, и люди видели в его словах картину будущего, но искажённого, будто нарисованного кровью:

"Отдай часть себя, и завтра ты обретёшь бессмертие."

Даже смерть такого жреца никогда не была простой. Их тела выгорали, словно факелы. Кожа трескалась… Внутренности чернели… А из глаз и рта лился либо дым, либо сгустки светящейся крови. Иногда их смерть становилась сама по себе ритуалом – толпа видела в этом подтверждение силы покровителя.

Но сама правда была куда страшнее. Ни один из покровителей не спасал своих жрецов. Они сгорали именно потому, что в них собиралась слишком большая концентрация человеческих страхов или надежд, и существа с иной стороны просто выжимали их, пока сосуд не лопался. Но эти жрецы были необходимым паразитом. Без них толпа бы разбежалась, устав от бессмысленных жертвоприношений. Но именно жрецы превращали бессмысленность в “смысл”, проповедуя:

“Каждая капля крови, принесённая в жертву, приближает нас к вечному молчанию” – у жрецов Тишины.

“Каждая жертва – кирпич в вечный храм Продолжения” – у жрецов Сосудов.

Так что жрецы горели как свечи. Они несли толпе уверенность, но сами гибли раньше всех. А их покровители только поглощали всё, что оставалось – даже пепел их душ.

Вскоре начались и первые массовые ритуалы. Это произошло в ночь, когда луна была затянута пепельным туманом, а над горизонтом виднелась лишь тёмная кайма зарева – будто где-то далеко горела земля сама по себе. Необходимую для этого толпу собрали без кнута – не стража, не воины, а сами люди пришли, кто с дрожащим младенцем на руках, кто с куском хлеба, будто веря, что принесёт “дар”. Их привели слова жреца. Он прошёл по улицам, и каждый его шёпот оседал в головах людей. Одни слышали:

“Ты сможешь избавить своего сына от болезни.”

Другие:

“Твою жену вернут из могилы.”

Третьи:

“Ты войдёшь в новый мир, где нет страха.”

Никто не слышал одинакового, но все слышали то, чего ждали. Когда они стекались на старое поле у пересохшей реки, воздух уже был густ, словно дышать приходилось сквозь ткань, смоченную кровью. Жрец уже стоял на каменном валуне. Его тело уже трескалось. Пальцы были перевязаны тряпками, из-под которых сочилась тёмная жидкость. Глаза налились мертвенно-жёлтым, и каждый вдох звучал, как хрип огня в трубе. Но толпа видела не разложение – а “знамение” и даже проявление силы того самого Покровителя. Потом он поднял руки, и все, кто пришёл, вдруг почувствовали зов внутри себя. Не от жреца – из самой глубины. Это был не приказ, а вспыхнувшая мысль:

“Я должен дать.”

Люди начали класть дары в кучи. Хлеб… Ножи и украшения… Детские игрушки… Но вскоре их руки сами нашли тела. Кто-то привёл овцу… Кто-то привёл больную мать… А кто-то – сам лёг у ног жреца…

Жрец не произнёс