"Война двух королев - Третий Рим". Компиляция. Книги 1-18 - Дмитрий Чайка

в этом не признавался. Напротив, бахвальство лилось рекой, и с каждой минутой количество оборотней, убитый одним ударом копья, увеличивалось вдвое. Впрочем, достигнув определенного предела, вранье затухало, и начиналось заново, с весьма скромных величин. Хорутане, пролившие кровь вместе с дулебами, а потом немало выпившие вместе за общую победу, внезапно выяснили, что это нормальные мужики. Почесывая затылки, они осторожно интересовались, какого рожна они резались столько лет и не находили внятного ответа. Наконец, князь, которого войско после вчерашней победы буквально боготворило, поднялся на трибуну. Еще бы! Собственной рукой такого бойца сразил! Воины встретили его приветственным ревом. Князь поднял руку. Он был краток.

— Бунтовщики и предатели проиграли! Вы победили! А теперь награды! — в ответ он услышал рев, который усилился еще больше.

— Каждый, кто бился вчера на этом поле, получит по тридцать фунтов соли! И на год освобождение от податей! И если у кого займы есть, то все резы прощаются!

Войско забесновалось в восторге. Взрослые мужики подпрыгивали и обнимались друг с другом. Резами тут называли проценты, и эта незаметная треть, что шла в княжескую казну, оказалась не так уж и мала.

— А теперь храбрейшие из храбрых! Воины Мстиша, другой Мстиша, Дражко, Добран, Божко, Бертахар, Заяц, Горан, Зван и Бранко! Подходи ко мне!

Из толпы, которая завистливо расступалась перед счастливцами, вышли воины, названные князем, и поднялись к нему на возвышение. Они смущенно переминались с ноги на ногу, не понимая, что сейчас будет. Бертахар, здоровенный детина из баварцев махал рукой своим родичам, которые восторженно приветствовали храбреца-германца, которого отметил сам князь.

— Люди! — прокричал князь, пытаясь перекрыть шум толпы. Получалось у него плоховато. — Это десять воинов, которые показали чудеса храбрости! Я награждаю их серебряной гривной на шею, чтобы все это видели и уважение свое им показали. Простой человек перед таким воином должен голову склонить и дорогу ему уступить. А перед домом этих людей будет почетный столб стоять с вырезанной звездой! И только они теперь могут белые плащи с красной полосой носить!

Войско завистливо взвыло, а счастливцы гордо выпятили грудь. Белый плащ! С красной полосой! Почетный столб около дома! Вот это да!

Збых, отвечающий за финансы княжества, загадочно улыбался в жиденькие усы. Когда владыка объяснил ему, что такое нематериальная мотивация персонала и квота для нацменьшинств, он подошел к делу творчески. Тем более, что добыча, полученная от продажи пленных, перекрыла выданные бонусы примерно вдвое. А услышав идею с почетным столбом, даже князь посмотрел на него с немалым уважением. Он еще какие-то непонятные слова произнес про чью-то мать и какой-то райком комсомола, который по Збыху плачет. Зачем этот странный человек плачет по Збыху, парень так и не понял. Он же еще живой! Зачем по нему плакать?

— А теперь я совета вашего хочу спросить, воины! — крикнул князь. — Тут стоит владыка Буривой, изменник и бунтовщик. Что делать с ним будем?

Воины замолчали. Буривой был тестем князя, и никто не хотел быть тем, кто приговорит его к смерти. Но князь помог своим людям:

— Что говорит закон? Что полагается за измену, кто бы он там ни был?

— Смерть! — с облегчением заорали все. — На кол его!

— А что сделать с теми, кто о бунте знал, но на поле битвы не пришел?

— Смерть! — единодушно выдохнуло войско.

— Так тому и быть! — сказал Самослав, тяжелым взглядом посмотрев на тестя. Тот стоял бледный, поникший и даже как будто стал меньше ростом.

— И чего тебе не хватало, сволочь? — тихо спросил его Само. — Там ведь, в городе твой внук был! Твоя кровь!

— Ты перед людьми меня опозорил, — хмуро ответил бывший владыка. — Над моими дочерями потешались все. Говорили, что ты провел меня, как дурня, чтобы на смазливой девке жениться.

— Ты же мог дочерей замуж выдать, — парировал Само. — Ведь твоя жена одного жениха за другим с порога гнала. Не было бы этого, уже внуков на коленях качал бы и сытой старости радовался. Все забыли бы об этом недоразумении, если твои дочери за мужьями были бы. А так, сам себя дурнем и выставил, и теперь подыхать на колу будешь, как последняя падаль.

— Семью не тронь, прошу! — просипел владыка Буривой.

— Они в колдовстве виновны, — припечатал князь. — Приговор — смерть. Ты закон знаешь, сам с этим согласился.

Владыка Буривой завыл, размазывая слезы по грязным щекам. Лютая смерть ждала всю его семью. И за что? За то, что хотели за свой позор отомстить?

— Проклинаю! Перед смертью тебя и все твое потомство до седьмого колена проклинаю! Пусть богиня Морана мучит тебя в своей Нави!

— Да плевать я на твои проклятья хотел, — спокойно ответил ему Самослав. — Я в них не верю. А Моране я богатые жертвы принесу. Да вот хоть бы и тебя, и жену твою, и дочерей! Как думаешь, угодна такая жертва богине смерти будет?

И он ушел, резко отвернувшись от бывшего родственника. Он больше не слышал его ругани, плача и проклятий. Воины потащили его к капищу, где уже были приготовлены три тупых кола. У провинившихся владык будет много времени, чтобы обдумать свои ошибки.

* * *

Следующий день встретил Самослава обычной домашней суетой. К его удивлению, жена, оставшаяся полной сиротой, отнеслась к этому совершенно спокойно. Она приняла это к сведению, и даже тень не мелькнула на ее прекрасном лице. Казнили, значит, было за что. Больше они к этой теме не возвращались. В горнице его уже ждали ближайшие соратники, чтобы обсудить дела. Меда на столе не было, и разговоры сопровождались только едой, которую подавали служанки, оттаскивая блюда и тарелки. Пол, на удивление всем, тут был деревянным, и бойкий перестук босых девичьих пяток напоминал барабанную дробь. Горан, Зван, Збых, Лют и Деметрий. Самые доверенные люди, в чьей верности он не сомневается.

— Я через неделю ухожу с караваном к франкам, — начал свою речь Само, наблюдая, как вытягиваются лица соратников.

— Так это взаправду было, княже? — не выдержал Збых.

— Конечно, взаправду, — кивнул Самослав. — И до зимы я вернусь. Следующий год очень тяжелый будет, куда тяжелей, чем этот.

— А что будет? — вытянули шеи бояре.

— Война будет, — пояснил князь.

— А-а, — разочарованно махнули рукой воины. — Так у нас каждый год война! Удивил, подумаешь! А с кем война то хоть?

— С аварским каганом, — ответил Само, с удовлетворением наблюдая, как на лицах людей мелькает цела гамма чувств, где пренебрежение сменяется озабоченностью, а та — унынием и даже страхом. Это было серьезно, очень серьезно.

— Я так понимаю, что