Фантастика 2025-48 - Дмитрий Анатольевич Гришанин

— В следующий раз… — кладу брату руку на плечо. — В следующий раз ты будешь работать один, Олежа.

— В смысле «один»⁈ Да как — один? Ты что такое несешь? Ну чего я могу — один?

— А ты подумай, Олежа. Кто на самом-то деле первым верно сформулировал проблему в и этом расследовании, и в предыдущем? Кто вытянул это расследование? Может, хватит уже считать себя никчемной тенью старшего брата? Ты умный и внимательный, Олег, ты умеешь работать и с информацией, и с людьми. А главное — сердце у тебя бьется в правильном месте и совесть еще не атрофировалась.

— Совесть… — Олег отворачивается и закусывает губу. — Вот она-то и… Я же как бы…

— Знаю. Ты наломал дров. Я тоже, впрочем. Но у нас нет варианта «не родиться». Надо жить со всем этим багажом. Нельзя исправить то, что уже произошло — кажется, на это не способен ни один Дар и даже сверхдар. Но можно сделать так, чтобы все оказалось не напрасно. И ты сможешь. Хотя бы потому, что у тебя не будет другого выбора — и ни у кого не будет. Только ты теперь можешь защитить людей от тех, кто заставляет их жить по своим фантазиям.

Олег смотрит мне прямо в лицо:

— А ты, Саня? Что будешь делать ты?

— Я… разберусь с источником проблемы. Мы сейчас боремся с очередными жертвами Кукловода… с его тенями. Я должен добраться до него самого.

— Я с тобой!

— Нет. Нет, Олежа, ты нужен в тылу. Как я уйду, если не буду знать, что ты остаешься вместо меня? И… если что… о маме позаботишься, и за Натахой с Юлей присмотришь. Оле скажи… так банально, знаю… что я люблю ее. Нет других слов в такие моменты. Только это важно.

— Саня… — никогда не видел у Олега такого взрослого выражения лица. — Саня, но ты ведь вернёшься?

С языка чуть не слетает что-то бодренькое вроде «конечно, даже не надейся от меня отделаться». Нет, не то. Говорю правду:

— Не знаю.

Глава 20

Я ухожу в абсолютное белое

— Явился наконец?

Надежда смотрит на меня без особого интереса и возвращается к прерванному занятию — протирке листьев небольшого деревца. Этот офисный центр похож на тот, где расположена моя фирма, словно брат-близнец — так же бедненько, но чистенько. Надежда и здесь носит синий рабочий халат и желтые резиновые перчатки. Словно и не было событий этого безумного года…

Я ожидал хотя бы какой-нибудь реакции на свое появление, но хмурая невозмутимость Надежды сбивает с толку. Словно она — квартирная хозяйка, а я — непутевый квартирант, побросавший после выезда свое барахло; выкинуть его доброй женщине было совестно, а хранить — неудобно.

Неловкая ситуация, конечно. Жил человек спокойной размеренной жизнью, совершенствовался в своей непрестижной работе, искал духовного просветления или чего там — а тут я: «вы обязаны помочь, мне-мне-мне нужно». Послала бы она меня тогда на все четыре стороны — не пришлось бы спешно покидать насиженное место, скрываться… Теперь ведь Штаб от нее не отвяжется — свободные от Дара на дороге не валяются.

Но ведь тогда Олег не вернулся бы домой.

Откашливаюсь:

— Здравствуйте, Надежда.

— Не знаю, приживется ли фикус — слабенький очень… воздух для него сухой слишком, — женщина методично опрыскивает мясистые листья растения из пульверизатора. — А ты пришел забрать свое назад?

— Собственно… да.

— Ну так забирай. Сейчас закончу с фикусом — и забирай. Твои уже ждут внизу.

— Мои?

Надежда не отвечает, с любовью разглаживая желто-зеленые листья. Да я, в общем-то, понимаю, о ком она.

— На самом деле… я должен извиниться за то, что втянул вас во все это.

— Втянул и втянул… Ничего они мне не сделают. Теперь — ничего.

— Вам хотя бы… пригодился мой Дар? Вы его использовали?

— Нет, не использовала, — Надежда безразлично поводит плечом. — Он бесполезный и противоречит сам себе. Все, что говорят люди — неправда, даже если они сами того не осознают.

— Почему неправда?

Не то чтобы мне действительно были интересны духовные откровения уборщицы, но кажется вежливым поддержать разговор. Надежда много для меня сделала и ничего не потребовала взамен. Это неловкая ситуация, я был бы рад чем-то ее отблагодарить. Вот только ей, похоже, действительно ничего не нужно — ни от меня, ни в целом от жизни.

— Потому что люди сами по себе — неправда… — Надежда бережно отрывает от ветки засохшие листья. — Сказано в вашей священной книге: «Всяк человек — ложь». Наши ценности, страхи, привязанности, даже наши личности — это кино, которое мы непрерывно сами себе показываем. И то, что ты называешь своим Даром… если применить его метко, он может, как бы так сказать… сдернуть пленку с проектора, оборвать кино. Это будет похоже на уничтожение личности… на самом деле и уничтожать-то нечего, но Уголовный кодекс может трактовать это иначе. Впрочем, не уверена, что на такое хватит и тебя, и Дара. Разве что пленка на короткий миг дернется.

Кажется, я понимаю, о чем она говорит. Пока у меня был Дар, я обычно использовал его штатно, для получения правдивого ответа на вопрос — вернее, такого, который сам человек искренне считал правдивым. Но была одна фишечка: если задать человеку вопрос, на который он заведомо не знает ответа — «сколько звезд на небе» или «в чем смысл твоей жизни» — он подвисает на 20–30 секунд, словно программа, для которой не хватает мощности процессора. Несколько раз я использовал этот прием в сложных ситуациях. Потом, отказавшись от Дара, стал в таких случаях просто бить со всей дури…

Может, моя догадка верна и если усилить Дар, то попытка ответить на вопрос, не имеющий ответа, будет подвешивать сознание человека не на короткое время, а… насовсем?

— Надежда, а какого рода вопросы могут… как вы выразились… сдернуть пленку с проектора?

— В буддизме они называются безответными… На современном языке, пожалуй — «нерелевантные». Классический пример — «В какую сторону ушёл погасший огонь?» Или представь себе, что раненый человек говорит: «Я не позволю вытащить эту стрелу, пока не узнаю, кто меня ранил, как его зовут, из какой он семьи». Это о том, что некоторые