"Фантастика 2025-155". Компиляция. Книги 1-32 - Сергей Александрович Плотников

class="p1">И тут же взгляд упал на красную кнопку. Под ней был схематически изображён поезд, вид сзади. Поезд наклонился вправо, балансируя на правом ряду колёс. Полукругом над ним протянулась стрелка, указывающая в направлении наклона.

— Да вы, блин, издеваетесь⁈

Рядом находилась аналогичная кнопка, но с указанием падения влево.

— А как насчёт кнопки «полететь в космос», а?

И снова взгляд буквально притянуло к нужной кнопке. То же самое схематичное изображение поезда в окружении малозаметных точек. Стало вдруг очевидно, что эти точки — звёзды.

— Господи… — прошептал Николай.

Всё, что только приходило ему в голову, немедленно обнаруживалось на панели управления. Он мог сделать всё, что угодно. Он был абсолютно свободен в своих решениях.

— Я хочу остановить поезд, — произнёс он тихо, но твёрдо.

И взгляд переместился к красной кнопке, закрытой предохранительной металлической сеточкой.

Под кнопкой не было схематического изображения поезда. Там красовался символ попроще. Универсальный, интернациональный, понятный всем возрастам. Череп со скрещенными костями.

На лбу выступил пот.

Поезд продолжал движение. А остановить его — значило умереть.

* * *

Сестра буквально выволокла Борю за руку из подъезда и понеслась к школе. На плече у неё болталась сумка с учебниками, у Бори на спине подпрыгивал ранец.

Я чувствовал, что Боря может идти быстрее, но ему не хотелось. Он упирался, замедлял шаг. Сестра рычала от бессилия что-либо сделать, а он в ответ хныкал и говорил, что устал.

Школа находилась неблизко. И когда здание появилось в поле зрения, сестра отпустила руку Бори, подняла запястье и посмотрела на циферблат маленьких механических часиков.

— Да что ж такое! — простонала она.

— Опоздали, — вздохнул Борис таким тоном, будто признавал неизбежность, предопределённость случившегося. Изменить что-либо было вне человеческих сил.

— Меня убьют, — сказала сестра таким же тоном. — Меня просто убьют…

Больше она не спешила. Боря, наверное, не понимал, почему. А я прекрасно понял. Стояла тёплая погода, характерная для ранней осени. После пробежки девчонка уже выглядела совершенно взмыленной и растрёпанной. Раз уж всё равно опоздала, ей хотелось успеть хоть чуточку остыть, привести в порядок дыхание. Одна битва проиграна — но это не повод сдаваться в войне.

Боря же, напротив, почувствовал прилив сил. Он забежал вперёд, нёсся вприпрыжку к дороге.

— Стой! — Сестра вынуждена была догонять его. — Куда ты несёшься, по сторонам смотреть надо!

Она схватила Борю за руку как раз вовремя. Мимо пролетела «Волга», даже не подумав тормознуть или хотя бы посигналить.

— Интересно, на что он вообще рассчитывал? — проворчал я.

— Полагаю, на то, что пешеходы побоятся воспользоваться своими законными правами, — ответила Изольда. — Большинство полагающих себя лучше остальных почему-то уверены, что все права и законы должны работать исключительно в их пользу. Понятие «справедливость» искажается в их восприятии. Они называют справедливыми те решения, которые работают в их пользу.

— Да плевать мне, что думает этот дятел. У дятлов от круглосуточной долбёжки уже думать нечем. Я про мелкого. Не, ну я понимаю, его сверхзадача — довести сестру. До ручки, до белого каления, до дурдома — уж до чего получится. Но конкретно сейчас он же тупо пёр под колёса. Он что — камикадзе?

— Он ребёнок. Всё, что он на самом деле понимает про дорогу — что взрослые запрещают выбегать на неё, не посмотрев. Для него всё это — нарушение правил, установленных сестрой, только и всего. Он не понимает последствий, не боится.

— Вот как тебе удаётся всех всегда понимать и ни на кого никогда не злиться?

— Плохо удаётся. Я часто злюсь на себя, потому что часто себя не понимаю. Но остальных людей удаётся понять довольно легко. Особенно не видящих. Тебя это раздражает?

— Угу. Понимание — враг злости.

— А ты хочешь злиться?

— Да. Очень.

— Тогда извини, я не буду больше мешать.

Изольда замолчала. Мысленно я закатил глаза. Вот это уже гораздо больше походило на ссору, чем-то, что мы пережили в магазине одежды, когда Изольда пыталась убедить меня купить костюм для вечера трогательной встречи выпускников.

Однако идти на мировую я пока был не готов. Во мне действительно всё клокотало. Хотелось материализоваться где-нибудь поблизости, взять ремень и как следует выпороть этого мелкого избалованного… пожирателя.

Самого меня в детстве ни разу не пороли, ну или, по крайней мере, я этого не помню. Да и вообще, я человек не злой. Но тут, блин, речь о душе человеческой идёт. Если до души доходит только через задницу — что ещё поделаешь! Оно, конечно, не факт, что и через задницу дойдёт, но надо пробовать хоть что-то. Этому меня на новой работе научили.

В школе брат с сестрой разлучились. Девчонка — при нас Боря её по имени ни разу не назвал — быстро ушла по лестнице. А сам герой романа серьёзно завис в раздевалке. Он долго, в глубокой задумчивости расстегивал пуговицы на ветровке. Когда попытался снять, с удивлением обнаружил, что ему мешает рюкзак. Это открытие отняло ещё с минуту — пацан ме-е-едленно спустил одну лямку рюкзака, потом принялся за вторую.

— Как будто стриптизёром стать готовится, — сказал я. — Жаль, фигурой боженька обидел.

Изольда промолчала. Я сделал вид, будто говорю сам с собой. Это получилось легко, так как никакого вида у меня не было. Соответственно, я ничего и не делал. Шах и мат, логика, ты снова осталась в дураках.

Пока Боря, которому явно не хотелось на занятия, тянул время, как кота за яйца, я попытался предположить, какое именно его действие станет судьбоносным. Может, уже стало? Может, зубная паста на унитазе — это и был момент, когда он должен был поступить иначе?

Мы ведь понятия не имели, сколько времени должно пройти. Может, нам тут до нужного момента откисать год или десять лет, а может, он уже прошёл. Вряд ли то самое решение будет отмечено звуком фанфар. Но вообще, конечно, хотелось бы. Хотелось бы, чтобы самые важные моменты в жизни как-то подчёркивались. А то бывает же так, что понимаешь важность момента исключительно постфактум. Пишешь-пишешь всё с маленькой буквы, игнорируя знаки препинания, а потом оказывается, что это был экзамен по русскому языку.

Ближайшие несколько часов мне мучительно хотелось спать. Наверное, спать хотелось прежде всего Боре, которого учёба не вдохновляла совершенно. Я просто чувствовал то, что чувствовало его тело — как тяжелеют веки, как неудержимо растягивается