Фантастика 2025-48 - Дмитрий Анатольевич Гришанин

нельзя так одеваться, пойдем купим тебе нарядные платьица… Так и говорит „нарядные платьица“, будто мне пять лет, блин…»

«Мои тоже кукухой поехали. Раньше не лезли ко мне, только насчет ЕГЭ пилили. А теперь привезли с дачи древние байдарки и намылились всей семьей в поход идти. Я им — какой поход, у меня катка, я неделю клану напоминалки ставил! Нет, предки уперлись рогом: семья должна ходить в походы, и вся недолга…»

На это пришло неожиданное возражение:

«Пацан, ты нормальный вообще? Клан — это ники из интернета, через год ты ни о них, и об игрухе этой тупой и не вспомнишь. А тут возможность с родными время провести. Жизнь — она кривая такая загогулина. Мало ли чего, потом же себя не простишь…»

Интересно, в чат случайно затесался одаренный или просто ребенок с такой позицией?

Подобных историй я прочитал десятки. Ни в одной по отдельности не было ничего противоестественного. Такие вещи случаются — но только не в такой концентрации. Похоже, виновник торжества одержим семейными ценностями. Может, это человек с трагическим прошлым, например, брошенный родителями ребенок? Или старая дева, всю жизнь мечтавшая о великой любви и семейном счастье? Как там Виталя говорил, пока я не запретил в офисе такую лексику? Принцеждалка, вот. В общем, пока мало данных, надо смотреть своими глазами…

Хотя перелет длился чуть больше трех часов и вылетели мы днем — приземляемся в ночь. Я и забыл, что при полете на восток добавляется время. Сибирь встречает нас душной жарой — а я-то, дурак, по пути в аэропорт в спортивный магазин за термобельем заезжал… Теперь чувствую, что рубашка на мне слишком плотная. Континентальный, мать его, климат.

Едва врубается интернет, устанавливаю приложение для поиска гостиницы. Однако Олег решительно направляется к стайке людей с табличками «жилье посуточно». Соображаю, что он прав — неформальный контакт с местными даст больше информации, чем общение с гостиничными служащими. Олег, прикидываясь, будто мы стеснены в средствах, выбирает женщину средних лет по имени Люба, предлагающую комнату в собственной квартире. Вдобавок Люба ужасно разговорчива, что хоть и утомляет, но наверняка окажется полезно.

Люба решительно хватает нас за локти и тащит, словно законную добычу, к оставленному за границей зоны платной парковки древнему жигулю. Дверцу мне удается захлопнуть с третьей попытки. Олег садится рядом с водительницей, обаятельно улыбается и говорит:

— Ну рассказывайте, что у вас тут происходит.

Любу дважды просить не нужно:

— Город у нас интересный. Жаль, туристы почти не приезжают, а есть на что посмотреть. Сейчас темно, но мы проезжаем мимо крепости восемнадцатого века. Реконструкция, конечно, но одни из четырех ворот подлинные. У нас даже метро есть — правда, всего одна станция, сейчас как переход используется. Знаете, как у нас шутят — Ермак, захватывая Сибирь, под каждым городом закопал метро, но вот откопать его удается не везде. Центр красивый, никакой высотной застройки… знаете почему?

— Почему? — спрашиваю из вежливости.

— Потому что аэропорт в черте города, глиссада над центром проходит. В восьмидесятые прошлого века самолет на жилую застройку упал, люди до сих пор цветы приносят к мемориалу…

Это все очень познавательно, конечно, но совсем не то, что нам нужно. Олега, впрочем, это ни капли не смущает. Он, в отличие от меня, после перелета бодр и полон сил, и джетлаг ему нипочем. А я чувствую себя так, словно меня в стиральной машинке прокрутили — вот жеж, старость не радость.

— Вы так интересно рассказываете, Люба, — щебечет Олег. — У вас, наверно, и жизнь интересная?

— Да обычная жизнь, нормальная, слава Богу… Муж вот только как заболел, так его мигом с работы турнули. При капитализме же как? Платят, только пока скачешь перед начальством, как клоун. А чуть что заболел, не можешь впахивать — давай, до свидания. Не сохранили Союз, променяли социальное государство на колбасу — теперь живем, как негры на плантации. Но ничего, Бог не выдаст — свинья не съест. Мэр недавно взбучку чинушам устроил, чтобы не жен своих в санатории за муниципальный счет посылали, а инвалидов. Так что Петя мой в самое начало очереди попал, скоро, даст Бог, поставим его на ноги. Главное — дочка за ум взялась наконец. Раньше-то у нее на уме были одни эти, как их, тусовки… вечно что-то из себя строила — «альтушка» это на их жаргоне называется, прости Господи. Вся утыкалась колечками этими уродскими, волосы в вырвиглазные цвета выкрасила, отзывалась только на имя Кейко… Хотя какая из нее Кейко, Машка она, Маруся и хороша как есть, какой я на свет ее родила…

— Маруся, наверно, в школу ходит еще?

— Да если бы! Третий курс, двадцать один год девке. И Дар хороший такой, теплый — Маруся умеет людей веселить. Даже самого унылого бирюка улыбаться заставит, общение с ней из депрессии вывести может. Жить бы да радоваться с таким Даром… Нет, надо было обязательно навыдумывать всяких глупостей, чтобы чувствовать себя не такой, как все. Хорошо, что наконец за ум взялась, краску голубую с волос свела и с парнем нормальным познакомилась — до этого с придурками всякими таскалась. Один дреды носил — ужас что! А новый Марусин кавалер — серьезный человек, зарабатывает хорошо. Они уже свадьбу планируют и квартиру в ипотеку присматривают, не хотят тесниться с нами. Даст Бог, скоро внуков нянчить стану…

— Серьезный какой мужчина! — восхитился Олег. — А давно они с Марусей встречаются?

— Сейчас припомню… Две недели назад она его познакомила с нами — почти сразу, как у них началось что-то. Да, быстро все развивается. Ну а чего тянуть-то? Жизнь надо смолоду строить по-людски, а то так и до старости по тусовкам таскаться можно… Вот мы и приехали. Вы в прихожей, пожалуйста, не шумите, чтобы Петю не разбудить. У вас в комнате уже постелено…

Поднимаемся на третий этаж панельного дома. Обстановка в квартире старенькая, но уютная — кнопочный городской телефон на самодельной полочке, ковровые дорожки поверх линолеума, рельефные обои «под кирпич». Я бы предпочел безликую стерильность средней руки гостиницы, но надо наблюдать повседневную жизнь людей. Люба еще минут десять суетится, проверяя, хватает ли нам одеял и понимаем ли мы, как открыть форточку, и наконец уходит. В животе у меня урчит — не успел пожрать сегодня, а в лоукостере никакой еды не было даже за деньги.

Олег, по-мальчишески улыбаясь, достает из рюкзака пачку