Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

себя провалился в сон. Видимо, тушка, в которой мы с беглым даосом поселились, была очень ослаблена и долго в состоянии бодрствования я находиться пока не мог. Да и пребывание в коматозном состоянии, знаете ли, никого здоровее не делает и сил не прибавляет…

* * *

Меня разбудили голоса:

— Василий Аронович, вот этот больной, — прозвучал приятный девичий голосок. — Показания приборов свидетельствуют о возобновлении мозговой активности.

— Та-ак, милочка, ну, давайте историю болезни этого пациента посмотрим, — это был уже мужской голос.Глубокий баритон с богатыми обертонами. Не иначе, как его хозяин пользовался у дам оглушительным успехом. Подобные голоса выводят из равновесия, вызывают у них сладкое томление в груди и заставляют мечтать о всяком таком, будоражащем воображение…

Вот и у девушки, с ним разговаривавшей, в голосе сквозило прямо-таки неприкрытое обожание. Хотя, чего это я? Может, у неё так проявляется уважение к профессионализму старшего товарища.

— Вот, возьмите, — прожурчал её голосок.

Я рискнул приоткрыть один глаз. Справился. А потом второй. Тоже получилось. Сначала картинка была мутноватой, но потом расплывчатые пятна стали обретать форму, и вот я уже вижу стоящих неподалёку от моего скорбного ложа людей, одетых в белые халаты.

Облик доктора был под стать его голосу. Высокий рост, широкие плечи, буйная русая шевелюра, выбивающаяся из-под белого колпака, и ухоженная окладистая борода.

И никто пока не обратил внимания, что у меня глаза приоткрылись. Доктор с интересом изучал что-то на экране планшета. А стоящая рядом медсестра, молодая рыжая девчонка с веснушками на носу, поедала влюблённым взглядом предмет своего обожания–этого импозантного бородача.

Да, я оказался прав в своих умозаключениях. Доктор был изрядным сердцеедом, а эта сестричка–одна из его многочисленных жертв. Ну да ладно, это их дела.

А мне пока надо сосредоточиться на том, чтобы прийти в нормальное состояние. В то состояние, когда интерес к противоположному полу становится не только академическим, а начинает носить… гм-м-м… более прикладной характер. Ну, вы поняли.

— Та-ак, Ян Миронович Карпов, шестнадцати лет от роду, — доктор весь ушёл в изучение истории болезни. — Поступил к нам с сотрясением мозга тяжёлой степени, трещиной малоберцовой кости, многочисленными ушибами и гематомами двадцать первого мая сего года…

— Его здорово избили, — пояснила сестра причины возникновения озвученных повреждений моей тушки.

— Да я догадался уже, — говоря это, доктор перевёл взгляд на личико медсестры, отчего та вдруг зарделась. Да так интенсивно, что веснушки на её милом личике стали почти не видны.

Доктор самодовольно хохотнул, ещё раз окинул взглядом аппетитную девичью фигурку, но всё-таки вернулся к делу:

— Так-так-так, а в кому он впал…

— Да как его привезли в бессознательном состоянии, так он в нём и оставался, — пояснила девчонка, — там всё написано.

— Вижу, вижу… А вёл его Викентий Сергеевич?

— Да, но он, как вы знаете, в отпуск ушёл.

— Знаю, конечно, — доктор ещё раз посмотрел на экран планшета. — Просто не настолько тяжёлые повреждения у пациента нашего, чтобы вот так сразу в кому впасть… ага, тут написано, что предположительно уход от реальности был спровоцирован психической травмой.

— Ой, — сестрёнка, видимо, наконец заметила, что я тут уже глазами во всю мыргаю, — а он в сознании.

— Так, — доктор профессионально-ласково посмотрел мне в лицо, — как вы себя, голубчик, чувствуете?

Поскольку кислородная маска всё ещё была на моей физиономии, я просто интенсивно моргнулобоими глазами одновременно, мол, да, я себя определённо чувствую, да и вас слышу.

Доктор улыбнулся и пристально посмотрел на медсестру, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как её мордаха опять краснеет от смущения:

— Ну, самое плохое для этого парня позади, — сказал он, — так что теперь выкармливайте, выхаживайте. Викентий Сергеевич по лечению всё расписал, тут мне добавить нечего. Сеансы спецтерапии я проведу не хуже него, так что через недельку, если всё пойдёт нормально, мы с вами этого молодого человека на ноги поставим, — потом смерил её откровенно плотоядным взглядом и произнёс, типа так, между прочим. — И знаете что, красавица, зайдите-ка после дежурства ко мне, поговорим, как нам с вами наладить… Продуктивное взаимодействие, — и улыбнулся так многообещающе, — а сейчас занимайтесь, — и, оставив смущённую девчонку, величаво удалился из палаты.

Я отметил: говоря последние фразы, он задействовал специфическую технику, когда его голос начал переливаться различными обертонами. Этот приём очень любим гипнотизёрами и психотерапевтами. Так что я был уверен, что юная сестричка после дежурства обязательно посетит кабинет этого замечательного профессионала и покинет сегодня больницу намного позже обычного.

Ну да ладно. Медики разошлись, и меня что-то опять в сон потянуло.

* * *

Разбудил меня голосок рыженькой медсестры:

— Больной, проснитесь.

Я проснулся и, не успев ещё открыть глаза, вспомнил продолжение этой фразы в соответствии с одной из хохмочек моего родного мира:

— Примите снотворное… — а потому, открывая глаза, я непроизвольно улыбнулся.

— Смотрю, у вас с самого утра прекрасное настроение, — продолжила рыжулька. — Учитывая ваше общее состояние, это даже несколько удивительно.

Ну да, сейчас я чувствовал, что организм находится в не лучшем состоянии. С другой стороны, я совсем недавно умер, и даже такое существование было для меня гораздо предпочтительнее, чем посмертное небытие.

— Сейчас подойдёт Василий Аронович.

Я вопросительно посмотрел в её болотного цвета глаза, в которых изредка мелькали изумрудные искорки.

— Он проведёт сеанс спецтерапии, — пояснила она, так что по возможности не засыпайте.

— Хорошо, — всё так же дурацки улыбаясь, прохрипел я.

Послышались приближающиеся шаги, и в палате появился тот самый русобородый доктор.

— Алиночка, — пророкотал его баритон, сразу же вызвавший румянец на щёчках рыжей медсестры, — пациент готов к процедуре?

— Да, Василий Аронович, — пискнула девушка и отошла немного в сторону, уступая место доктору.

Тот подошёл и убрал простынь, прикрывавшую мою квёлую тушку. Я как мог прошёлся взглядом по своему обнажившемуся телу. Из одежды — только выцветшие семейные трусы. Не иначе, как больничные.

Рёбра торчат. Живот впалый… Как, впрочем, и грудь. Мускулатура — очень так себе. В общем, как говаривал один мультипликационный ослик — мрачное зрелище. Душераздирающее зрелище.

— Ну-с, — буркнул эскулап, — приступим… — и распростёр надо мной свои ладони.

Сначала ничего не происходило, а потом я с некоторым удивлением отметил, что его руки окутываются зелёной дымкой. Вот она, магия…

— Странная какая-то магия,