Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

— Э-э, Макар Ильич! Нам туда точно надо?

— Все люди, Брунь, делятся на две категории. Одни свою жопу спасают, а другие — еще и чужие жопы. Вот и вся разница.

— Макар Ильич, не до философии так-то! Глянь, дымина черный какой!

— В течение жизни, Брунь, можно переходить из категории в категорию.

— Слышь чо! Да там стреляют, кажись! Макар Ильич! Вы прислушайтесь!

Держу курс. Становятся различимы шесть катеров Косты, звуки и вспышки выстрелов: повстанцы штурмуют платформу, охрана отстреливается. Крохотные точки людей в воде: рабочие попрыгали, спасаясь от огня? Невнятные крики.

— Отвратительны люди, спасающие лишь свою жопу. Никто не любит их, Брунь. Социум их порицает.

— Да нам-то туды зачем, я в толк не возьму⁈

— Когда два человека, спасающих свои жопы, сталкиваются в конфликте — это неприятно. Но самая мерзкая ситуация, Брунь, когда сталкиваются люди, спасающие чужие жопы. И при этом у них разное понимание целей и средств.

— Макар Ильич! Щас начнут и по нам шмалять!

— Целей, средств, и, конечно же, разное понимание родных жоп. Родных и чужих. Вот это трагедия.

— Макар Ильич, я щас буду мотор глушить! Хоть что делайте! У меня четыре жены, пять ребятенков! Одна вдовая снага еще в Корсакове!

— А впрочем, нет. Бывает и еще хуже. Когда за людьми, спасающими чужие жопы — и у каждого своя правда! — стоят люди, прикрывающие вот этой их правдой свою личную жопу. Справедливости ради, Брунь, так бывает почти всегда.

Брунь ругается в тридцать три загиба, сверкая золотыми зубами.

— Вы прослушали краткий курс антропологии и социальной философии от доцента Немцова. С вас три серебряных.

— За что-о⁈ — орет Брунь. — Я такого и сам могу нахреноплетить! Разводилово! Э-э, Макар Ильич, глянь!

До платформы менее километра. На палубе отчетливо видно пламя. Люди в воде машут руками и кричат — все еще неразборчиво.

В это время с платформы взмывают вверх еще шесть объектов. Размером с большую птицу, но летят неестественно ровно.

Дроны!

В какофонию выстрелов — с катеров и с платформы, атакующих и защитников — добавляются новые короткие очереди. Сверху.

— Брунь, сука, жми! Дай тока!!!

— Три мальчика и четыре девочки! Восемь ребятенков, Макар Ильич! Будут сиротки…

— Жми, а то я нажму!

— Гоблинша еще одна в Троицком…

Не различаю, но знаю: в воде сейчас расплываются красные пятна, дроны расстреливают тонущих. На катерах паника: хаотично палят в воздух. Три катера из шести явно повреждены: дымят и кренятся. Отчетливо слышны крики ужаса.

Едкий дым, заволокший платформу, уже чувствуется на расстоянии, и сквозь него видно оранжево-синее пламя. А потом, заглушая стрельбу и вопли, оттуда доносится серия хлопков. Как кукуруза в микроволновке.

— Это чего, а? — кричит Брунь. — Макар Ильич, это…

— Водород! — рявкаю я. — Тут на нем все электричество! Пока что микроутечки. Надо, чтоб магистраль не рванула!

Брунь воет что-то нечленораздельное. Держу курс.

Дроны замечают нас… и поворачивают к катеру, вшестером.

— Макар Ильич, к нам летят!

…А я тянусь к водородным баллонам, к огню, к платформе.

Далеко, падла!

Первые очереди ложатся в воду метрах в двадцати за бортом.

Да где же ты, иди сюда… Может, так?.. Меняю давление — черный дым сносит в сторону. Теперь платформу хорошо видно. Казалось бы, вот как это связано — почуять напор газа в баллонах и увидеть палубу? А вот поди ж ты. Психология — тонкая штука, а значит, и магия тоже, как любил говорить Сеня.

Выравниваю, стабилизирую, успокаиваю, давлю пламя…

Брунь, который извлек откуда-то пистолет, с воплем «Врешь, не возьмешь!» палит в сторону дронов — в белый свет как в копеечку.

Отмахиваюсь рукой — хлопки воздуха, неразличимые среди выстрелов; беспилотник резко кренится, кувыркается и исчезает в волнах.

— Попал! — орет Брунь.

Ладно, пусть радуется.

Второй дрон несется прямо на нас, тараном — серьезно? Свистят пули. Сношу и его, рефлекторно закладывая вираж; аппарат рушится в воду в десятке метров от катера.

А жаль, что не на платформу, черт побери!

Прочие беспилотники резко теряют к нам интерес — и спешат удалиться. Совсем.

Мне не до них: щупаю давление в водородных баллонах, продолжаю душить огонь.

Наконец мы подходим к платформе. Воняет горелым пластиком. В воде тела — много. На плаву три партизанских катера из шести, с них орут и стонут что-то выжившие и раненые.

Я вспоминаю про мегафон:

— Швартуйтесь к причалу! Окажем первую помощь. Повторяю: швартуйтесь к причалу…

Понтонный причал — тут же, у края платформы. Серый рифленый металл заляпан кровью, покрышки вдоль борта продырявлены пулями. Один из спасательных кругов сдулся — тоже попала пуля. Оставшиеся уже никому не помогут.

Тем не менее тела из воды надо вытащить.

Но сначала — раненые.

Катера с грехом пополам швартуются, благо понтон секционный, длинный. Хватает места. Один катер — полузатопленный — пришвартовался уже давно, перед боем или во время него. Это они, получается, на абордаж пошли… дебилы. Живых в этом катере нет. Пара трупов неудачливых абордажников лежит прямо на понтоне. Впрочем, и на платформе видно тело охранника… и я чувствую там еще несколько мертвых тел. Живых нету тоже: дроны изрешетили и своих, и чужих.

Двое уцелевших бойцов из отряда Косты помогают мне разобраться с ранеными. Тех всего семеро: чудом выжившие рабочие, еще один боец-азиат, несколько юношей-снага.

Среди последних — Кубик. Пацан без сознания, получил несколько сквозных, потерял много крови.

Будет жить? Не знаю. Наверное. Я не лекарь, я — маг давления.

Накладываем жгуты, повязки, стабилизирую состояние выживших, как умею. Бойцы-азиаты сноровисто и хладнокровно мне помогают, лица — непроницаемые.

Их командир — Коста — лежит среди мертвых с простреленной головой. Хренов самурай. Дошел до конца пути.

Делаем все быстро, не обращая внимания на ругань и скулеж малолетних орков.

Еще до того, как браться за перевязку, один из бойцов извлек из кобуры на поясе павшего товарища ракетницу — и запустил в небо бледную красную комету с дымным хвостом. Провал операции. И запрос помощи.

Брунь куда-то исчез.

Я прикидываю: смогут ли выжившие, включая раненых, эвакуироваться на оставшихся катерах? Захотят — смогут.

В этот момент Кубик открывает глаза.

— Пей.

Снимаю с пояса, подношу к его губам бутылку с водой.

— Дядя Макар… Дроны…

— Тихо. Ты живой — это главное.

— Темно… — произносит пацан. — Нехорошо…