"Фантастика 2025-167". Компиляция. Книги 1-24 - Алекс Войтенко

генерал-майор не мог, в поле зрения попадали лишь палуба «Цесаревны», контейнеры на ней и малая часть кормовой надстройки. Но чувствовал, что опустился тот совсем рядом. Даже смог разглядеть легчайшую тень от него, покрывшую палубу и двух людей, – лучи светила все же кое-как пробивались сквозь багровую муть.

Штаб-ротмистр, лежавший лицом к Несвицкому, мог разглядеть пришельцев. И, очевидно, разглядел. По крайней мере Несвицкий именно так истолковал выражение глаз Звягинцева, весьма-таки изумленное… Затем адъютант яростно замигал, быстро смыкая и размыкая веки.

«Азбука Морзе?» – предположил генерал-майор. Увы, сам он этим кодом не владел. На Земле от изобретения Морзе отказались еще задолго до Исхода – троичный код «точка-пауза-тире» плохо сочетается с электронной цифровой аппаратурой, работающей в двоичном коде.

Лишь в Императорском космофлоте сохранилось много архаичных традиций, начиная с обычая отбивать склянки при помощи бронзовой рынды, имевшейся на каждом корабле (сигналы, правда, дублировались электроникой). И азбуку Морзе флотские офицеры знали не хуже таблицы умножения. В отличие от жандармов.

Затем Несвицкий сообразил – не Морзе, другой код, условные «тире» в мигании отсутствуют, лишь длинные последовательности «точек». Вскоре Несвицкий понял: адъютант передает ему порядковые номера букв в алфавите. Генерал-майор трижды моргнул в ответ – к приему, дескать, готов.

Буквы, как на грех, Звягинцев выбирал стоявшие ближе к концу алфавита…

«Х» – насчитал Несвицкий. Новая серия миганий – вроде бы «У». Тьфу, мысленно сплюнул вице-губернатор, стоило так изощряться, чтобы крепким словцом охарактеризовать их положение… Третью серию сигналов он начал было считать, но сбился – за спиной послышались неторопливые, уверенные шаги. Кто бы ни управлял невидимкой и кто бы ни заявился на «Цесаревну», передвигался он не на щупальцах и не на ложноножках. На двух ногах.

Несвицкий до предела, до боли скосил взгляд, пытаясь хотя бы боковым зрением разглядеть шагавшего. Поначалу не получалось, но потом оказалось, что пришелец сам идет к ним. Вернее, не к ним, а к выстроившимся на палубе ящикам, равнодушно обходя двоих застывших людей.

Лицо подошедшего генерал-майор не увидел, лишь начищенные до блеска высокие сапоги, коротко остриженный затылок, спину, обтянутую темно-синим мундиром.

Мундир был хултианский. Несвицкий, как ни странно, почувствовал облегчение. Хоть какая-то ясность…

Возле контейнеров хултианин на пару минут исчез из поля зрения.

Затем вновь появился, повернулся вполоборота к лежавшим, и Несвицкий узнал чеканный профиль старого своего знакомца – мнаэрра Гнейи. Да только никакой то был не Гнейи – с виска этого хултианина сползал на скулу старый, побелевший шрам. Настоящий Гнейи еще месяц назад никаких повреждений на лице не имел. Брат-близнец? Клон? Какая разница…

На желтой кожаной портупее у Гнейи-2 висела желтая кожаная кобура непривычного вида. Очевидно, не пустая.

– Вэйэ ду, – сказал как-бы-Гнейи, бросив взгляд на контейнеры.

Встретился взглядом с лежащим Несвицким, выдержал долгую паузу и повторил многозначительно:

– Вэйэ ду.

И в самом деле, ничего интересного… Хултианин развернул, как выразился фон Корф, красивый и яркий фантик, обнаружил вместо конфеты кусок дерьма, и теперь… Теперь Несвицкий очень хотел бы знать, где сейчас находится доблестный космофлот. И чем занимается.

Космофлот, как выяснилось, в стороне не остался. Космофлот спешил на помощь. Не все корабли орбитальной группировки и не весь ее личный состав, – один космический штурмовик модели СапСан-14У(т), в просторечии «сапсан». С одним пилотом на борту, не знавшим ни слова по-русски…

Какое бы новшество ни было применено против островка и «Цесаревны», на трезианина оно не подействовало, или же подействовало ненадолго.

Атака проходила бесшумно. С выключенными двигателями, – трезианин использовал лишь антигравы и аэродинамические качества «сапсана».

Если учесть, что конструкторское бюро «Сапрыкин и Санаян» проектировало свой штурмовик для боев в безвоздушном пространстве и в самых верхних слоях атмосферы, и аэродинамику тот имел соответствующую, – с теми же шансами на успех можно было попытаться пилотировать кирпич, приделав к нему комариные крылышки…

Трезианин попытался. И у него получилось.

Начало атаки Несвицкий не видел, угол зрения не позволял. Фальшивый Гнейи задрал голову, уставился куда-то в зенит, и его холодное лицо впервые отразило сильные эмоции. Разобраться в них было нелегко, – мимика хултиан, за исключением простейших рефлекторных движений, весьма отличалась от эриданской.

Потом Несвицкий увидел валящийся с неба штурмовик. Тот не летел, и даже на падал, – именно валился, держась вертикально, хвостом вниз. Примерно так движутся самолеты в одной из фаз фигуры высшего пилотажа, именуемой «колокол». Только никто не выполняет «колокол» столь близко от поверхности планеты. А на заатмосферных штурмовиках просто никто не выполняет.

Несвицкий подумал на мгновение, что трезианин почувствовал свой день… Главный и последний. «Сапсан» сейчас рухнет на палубу и взорвется, уничтожив всех, кто на ней находится. Аппарат, доставивший хултианина на «Цесаревну», скорее всего уцелеет, а жаль… Но двойнику Гнейи придет конец. Слабое утешение, но хоть какое-то.

Штурмовик рухнул. И не взорвался. Погасил в последний момент скорость, опустил задранный нос – и буквально втиснулся в промежуток между хултианским аппаратом и кормовой надстройкой. «Сел на носовой платок», как говорят пилоты. Впрочем, такое они говорят о посадочных площадках куда больших размеров… Трезианин, если пользоваться той же аналогией, сел не на носовой платок, – на выдернутую из него ниточку.

«Он решил нас вытащить», – понял Несвицкий.

План трезианина был изначально обречен на провал, хотя бы потому, что оба жандарма не могли даже шевельнуться, не то что вскочить и вскарабкаться в кабину «сапсана». Но своей дерзостью попытка внушала уважение… Даже могла бы сработать, если бы офицеры сохранили подвижность. И если хултиане не имели приказа стрелять на поражение. А если даже имели, вопрос упирался в наличие у них личного стрелкового оружия, посерьезнее того, что висело на портупее главаря, – штурмовик наверняка находился в мертвой зоне любого аналога БЛРК спустившего на палубу аппарата…

В следующий миг трезианин доказал, что в его языке слова «если» и «бы» отсутствуют. Не придуманы.

Одним прыжком он оказался на палубе. Противоперегрузочного костюма на нем не было, и летного комбинезона не было, и вообще ничего не было, кроме гермошлема с болтающимся хоботом воздуховода…

События замелькали. Все происходило разом и одновременно.

Трезианин исчез из вида.

Несвицкий не заметил и даже не почувствовал, как его хватает громадная лапа. Лишь увидел, что палуба стремительно удаляется. А борт «сапсана» приближается, столь же стремительно.

Одновременно вторая лапа схватила Звягинцева – ее Несвицкий на миг увидел.

Одновременно лже-Гнейи шагнул назад, потянулся к кобуре. Хвост трезианина хлестнул его поперек груди. Хултианин упал. Его рука сломалась. Ребра, возможно, тоже.

Несвицкий свалился в кабину оператора БРЛК, как шар в бильярдную лузу. Головой вниз, мимо