Водный Феникс. Книга пятая - Станислав Алеев

в крови скалилась в сумасшедшей кровавой улыбке. Совсем не похоже, что ее можно было сейчас напугать хоть чем-то.

— Возвращаемся в лагерь, быстро! Клещ, бегом вперед и предупреди Лекаря, пусть готовит противоядия, все что есть! Глыба понесешь эту чокнутую суку! Можешь хоть кожу с нее содрать, но выбей какой яд был на клинке! И чтоб выжила. Она еще поплатится, ох поплатится…

— Босс, а как же остальные нарушители? — уточнил Клещ.

— Я СКАЗАЛ ВОЗВРАЩАЕМСЯ! — заорал на него Скальд. — Все понятно?

— Да босс…

— Тогда бегом!

На этот раз без лишних вопросов Клещ развернулся и побежал туда, откуда они пришли.

— Босс… — пробасил Глыба. — Кажется девка вырубилась…

— ТАК ТОРМОШИ ЕЕ ИДИОТ! И НЕ СТОЙТЕ, ВСЕ НАЗАД! Бык и Баклан, носилки давайте, понесете меня. Быстро!

В самом деле, едва Оля поняла, что она выполнила свою задачу, ее мозг наконец дал измученному и травмированному телу команду отдыхать. Преследование удалось остановить, а когда ее ложь вскроется, девочки уже будут в безопасности. Она успела лишь подумать, что, наверное, Симон бы ей гордился. И на этой мысли провалилась в блаженное небытие.

Глава 7

Девочки сидели в тени большого дерева и молчали. Им удалось добраться до реки, быстро перебраться на другой берег, а затем углубиться в лес еще на пару километров, подальше от границы. Только тогда Катя наконец отпустила Аню, оставив у той на запястье заметные следы от цепкой хватки.

Каждая была погружена в свои мысли, но, очевидно, они были об одном и том же. Они бросили Олю на «растерзание» смотрителям и сбежали… Причины и оправдания уже не имели значения — давил сам факт. Осознание. Ужас.

Аня высушила их одежду и даже непривычно тихого Гюнтера. Он явно чувствовал настроение хозяйки, которая уткнулась в обезьяныша и тихонько плакала. Гюнтер на удивление по-человечески обнимал девочку и поглаживал ее по голове.

А ведь на нее давило чувство вины еще сильнее. Она не только первой бросила Громову, но и буквально силой уволокла оттуда Аню. Это было слишком даже для такой не по годам рассудительной, но все же совсем еще малышки.

Аня же злилась. На себя, на Катю, даже на Симона, но больше всех, конечно, на смотрителей. Почему все так вышло? А хуже всего было то, что она понимала, что девочка поступила правильно и тем самым спасла ее. Но одно дело понимать, а другое — суметь справиться с бурей эмоций, которая только еще больше распалялась от роящихся в голове мыслей.

Так и не проронив ни слова, обе девочки просто сидели и ждали, переживая горе каждая по-своему. Силы их покинули окончательно. Аня, как старшая, пыталась хоть как-то взять себя в руки и позаботиться об остальных. Она развела огонь и достала еды, чтобы немного восполнить силы. Но ни у кого (кроме Гюнтера) кусок в горло не лез. Они понимали, что рано или поздно очнется Симон. И тогда все будет хорошо, он всегда знает, как нужно поступить. С ним ничего не страшно. Вот только когда он очнется, им придется объяснить ему отсутствие Оли. И это было последней каплей в целом океане отчаяния, что сейчас захлестнул их маленький, поредевший отряд…

Время тянулось вязко и мучительно. Солнце медленно ползло по небу, но для них оно будто замерло на месте. Аня несколько раз порывалась что-то сказать, нарушить эту гнетущую тишину, но слова застревали в горле. Что она могла сказать? «Прости»? «Все будет хорошо»? «Ты поступила правильно»? Любая фраза казалась фальшивой и неуместной. Она лишь молча пододвинула к Кате флягу с водой и кусок вяленого мяса. Девочка отрицательно покачала головой, даже не поднимая взгляда.

Аня вздохнула и сама отпила из фляги. Вода была теплой и безвкусной, но хоть немного смочила пересохшее горло. Злость внутри нее постепенно уступала место ледяному бессилию. Она снова и снова прокручивала в голове события последних часов. Лязг капкана, крик Оли, ее собственная беспомощность, а потом… решимость Громовой. Ее извечная соперница, которую она раньше считала злобной, ледяной и бесчувственной куклой, пожертвовала собой ради них. Ради нее. И ради Симона.

Эта мысль обжигала сильнее любого доступного ей пламени. Оля вела себя как настоящая гильдейская волшебница, сильная и решительная. Не сомневающаяся в каждом своем решении… Более того, она ведь не просто попыталась, а действительно задержала смотрителей! Ни один их не догнал, и даже не попадался в Катино поле зрения. Но теперь Оля там, в руках тех, о ком рассказывала нам такие ужасы. А Аня с Катей здесь, в относительной безопасности. И все, что им остается — это ждать. Ждать, когда очнется тот, кто сам того не желая, взвалил на них эту непосильную ношу ответственности.

— Он приходит в себя!

Тихий голос Кати после нескольких часов тягучего молчания прозвучал как раскат грома. Аня тоже ощутила Симона, а затем и услышала его в своей голове:

— Выбрались… Молодцы! — его голос был слабым, но в нем слышалась неподдельная радость. — Хорошо, что устроили привал. Выглядите ужасно уставшими.

Видел он, конечно, только девочку с Гюнтером, но зато Анину усталость и боль в мышцах мог и сам сполна ощутить.

Не теряя времени, он сразу же приступил к созданию водного клона.

Едва закончил, как Катя тут же подскочила к нему со всех сил стискивая в объятиях своего учителя. Аня осталась сидеть на месте, не в силах пошевелиться. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать. Сейчас он спросит. Сейчас…

— А где Оля?

Вопрос прозвучал тихо, почти буднично, но для девочек он стал приговором. Тишина, повисшая в ответ, была красноречивее любых слов. Радость на лице Симона сменилась тревогой, а затем — тяжелым осознанием. Его взгляд изменился, став пронзающим насквозь.

Казалось, он хочет спросить еще раз. Но вместо этого лишь сжал зубы. Лицо стало жестким, пугающе опасным.

Катя громко всхлипнула, не в силах больше сдерживаться. Вся ее не по годам взрослая решимость испарилась, оставив лишь маленькую, напуганную девочку. Отвечать пришлось Ане.

— Она… она осталась, — выдавила она из себя, ненавидя свой дрожащий голос. — Попала в капкан. Мы не могли идти быстро… Нас нагоняли, их было не меньше полусотни. Она сказала, что задержит их. А мы… Мы ушли.

Аня замолчала, не решаясь поднять глаза. Она ожидала чего угодно: вопросов, упреков, обвинений. Но Симон молчал. Когда она все же заставила себя посмотреть на него, то увидела то, чего боялась больше всего. Его лицо было спокойным. Пугающе спокойным. Но в глазах плескалась такая