Темный феникс. Возрожденный. Том 3 - Фёдор Бойков

руку, и в ней сформировалось копьё из некротической энергии. Я знал, что этот удар будет последним.

Значит мне остаётся только одно. Использовать его же силу против него. Тьме плевать, какую стихию поглощать, а мне сейчас не помешает хоть немного силы.

Это была безумная идея, но другой у меня не было.

Что-то подобное я сделал, когда Грох поглотил Смертельный Исход и не смог переварить. Тогда я забрал часть некротической энергии и очистил её. А любое направленное заклинание — это та же самая энергия, сконцентрированная в копьях, клинках и сгустках.

Когда в меня полетело копьё некромансера, я не стал уворачиваться, а вместо этого вытянул руку и поймал его.

Пронзившая меня боль была невыносимой. Она превосходила всё, что я знал до этого. Каждый сантиметр моего тела горел.

Некротическая энергия пыталась разорвать меня изнутри, но я не отпускал копьё. Тёмное пламя в моей груди вспыхнуло ярче. Сердце Феникса отозвалось на угрозу, но вместо того, чтобы просто сжечь проклятую энергию, оно начало поглощать её.

Процесс был мучительным, будто меня живьём бросили в горнило и выковывали заново.

Некромансер замер напротив, с интересом глядя на то, как начинает гореть копьё в моей руке. Когда же я весь окутался тёмным пламенем, он хмыкнул и приготовился ударить ещё раз.

Но ему это уже не поможет. Ведь Сердце переплавило его энергию вместо меня, а потом вернуло обратно уже очищенной. В меня хлынула сила. Не знакомая и привычная энергия тьмы, а переработанная холодная и безжалостная мощь.

Я встал во весь рост, за моей спиной с хлопком раскрылись теневые крылья, которые тоже начали пылать.

Я бросился в атаку. Теперь мои удары были быстрее и точнее. Некромансер отбивался, его защита уже не казалась такой несокрушимой. Но он всё ещё был сильнее.

Мы сошлись в ближнем бою, и на этот раз его удар пришёлся мне в живот. Я почувствовал, как снова ломаются рёбра, а кровь поднимается к горлу.

Рука некромансера вошла мне в грудь, пробивая грудную клетку. Боль была настолько всепоглощающей, что на мгновение я перестал что-либо видеть.

Но я не остановился. Правой рукой я схватил его за плечо, притягивая ближе. Когда он оказался вплотную ко мне, я почти потерял сознание от боли, но это не помешало мне схватить медальон на груди некромансера.

Я сжал пальцы, выпустив пламя феникса. По артефакту поползла тонкая паутинка, а потом по всей его поверхности разошлись широкие трещины.

— Что? Как? — выдохнул некромансер. Его лицо, больше похожее на застывшую восковую маску, пошло такими же трещинами, как и артефакт в моих руках.

Пламя жадно лизнуло подделку Сердца, а потом последовал мощный взрыв. Меня отбросило назад. Я пропахал собой весь третий слой изнанки, прежде чем моё падение замедлилось.

Я упал на спину, глядя на серое небо изнанки. Рядом не было ни обломков, ни пыли, только привычная абсолютная пустота.

Некромансера тоже больше не было — его уничтожила его же собственная сила, а моё пламя превратило в пепел его застывшее в артефакте сердце.

Я попытался подняться, но тело не слушалось. Повреждения были слишком сильными, и регенерация не справлялась. Сердце тоже замолчало, сделав свою работу.

— Грох? — прохрипел я. — Ты живой там?

— Угу, — прошипел питомец. — Но в ближайшее время не зови меня.

— Уходишь в гнездо? — уточнил я просто для того, чтобы хоть как-то оставаться в сознании.

— Да, но тебя не пущу, — услышал я его каркающий голос, который становился тише с каждым звуком.

Надо выбираться с изнанки, пока она меня не переварила к демоновой матери.

Я сжал зубы и через силу воли заставил себя перевернуться на живот. Каждое движение отзывалось новой волной боли, но я продолжал ползти в сторону молота. Терять такое оружие я не собирался, а Грох уже спрятался в своём гнезде.

Наконец мои пальцы сомкнулись на рукоятке молота. Я активировал хранилище и сразу же вывалился с изнанки. Реальный мир встретил меня знакомым запахом гари, которая перебивала запах моей крови.

Победа досталась мне слишком дорогой ценой, но это того стоило. Иначе всё, за что я боролся, было бы зря.

Не знаю, как мне хватило сил дойти до стены. Несколько раз я оступался и падал, но снова вставал. Уже у самых врат мне навстречу выскочил Зубов с гвардейцами, матерясь на чём свет стоит.

Он подставил мне плечо, чтобы я мог опереться на него, и помог доковылять до недостроенного госпиталя. Прежде чем обессиленно рухнуть на мешки с песком, я позвал Белого и напомнил ему, что лечить меня не стоит ни в коем случае.

Когда я очнулся, рядом со мной сидел Борис, громко шмыгая носом. Я открыл глаза и встретился с ним взглядом. В последнее время я мало уделял ему внимания, поэтому не знал, что с ним могло стрястись, чтобы он чуть ли не рыдал надо мной.

— Что?.. — начал было я, но горло сдавило спазмом и я закашлялся.

— Ты опять чуть не умер, — с надрывом сказал брат. — Я уже устал считать, сколько раз ты чуть не ушёл за грань. Почему ты так поступаешь с нами? Ты же знаешь, что без тебя нас выгонят из дома… или ещё хуже — заберут в тот Корпус, куда ты не пустил Вику.

— Боря, — имя брата оцарапало гортань. А точно, у меня же кровь горлом шла, наверняка внутренние повреждения ещё не зажили. — Так надо. Я делаю это ради вас.

— Ты обещал, что научишь нас всему, поможешь стать сильнее, — не унимался Борис. — А в итоге ты делаешь что угодно, но точно не тренируешь нас с Викой. Ей ты нашёл учителя… а я?

— Я отдам приказ Зубову, чтобы он лично тебя натаскивал на полигоне вместе с новичками, хочешь? — спросил я, приподнимаясь на локтях. Я так и лежал на мешках, а рядом со мной стояло четверо гвардейцев. Поймав мой взгляд, один из них метнулся к пристройке и выскочил через минуту с бутылкой воды.

— Хочу! — крикнул Боря, выпрямившись всем телом и сжав кулаки. — Я хочу стать сильным. Хочу быть как ты!

— Тогда так и поступим, — я прочистил горло и взял бутылку у гвардейца. Опустошив её залпом, я сделал глубокий вдох. — Физическую силу будешь нарабатывать на полигоне, а магическую… — я задумался на мгновение. — Её ты будешь отрабатывать в очаге.

— А? — Боря замер и округлил глаза. До него не сразу дошло, что именно я имею в виду. — В очаге? Ты же говорил, что я не готов.

— Зато теперь я вижу,