Точите ножи! (СИ) - Андрей Евгеньевич Фролов

и облизнул губы, на секунду продемонстрировав изогнутые выдвижные клыки-имплантаты, — я вынужден констатировать, что моему казоку-хетто не понравилось, как ты с ним разговаривал. А ты ведь помнишь, что я пообещал тебе, если он останется недоволен?

Разумеется, я помнил.

Но вместо того, чтобы задрожать или повинно опустить голову, я до боли в плечах распрямился и взглянул Сакаге прямо в холеную морду. Страх (а его наличие было бы глупо отрицать) внезапно ушел. Его сменила злость. От безысходности, от глупости, от недобрых ожиданий — противников было трое, «низкий писк» против них не сработает, я связан, а верный башер лежит совсем рядом, но с таким же успехом мог покоиться на дне Вишаль.

Ожидание скорой конечной остановки подстегнуло меня, обозлило и открыло рот. Да, это очевидно, ярость не лучший союзник в откровенно патовой ситуации… но что я мог поделать?

А поэтому подкопил слюны, метко сплюнул Пыльному под лапы, и в красках предложил, что тот может сделать со своей мамкой. И с папкой, если не побрезгует. А еще с сестрами и свиньями местных ферм. И даже с капризным казоку-хетто, если тот хорошенечко нагнется.

Глушилка и Безухий угрожающе двинулись вперед, но Сакага остановил их легким движением хвоста. Слушал внимательно и терпеливо, не перебивая и не меняя взгляда, будто и правда получал некую ценную информацию или запоминал.

Глядя на эту непрошибаемость, я запнулся. Нервно сглотнул, а затем поток оскорблений и вовсе иссяк.

Запоздало спохватившись, что такой подход к вопросу, пожалуй, в самом деле не является лучшим решением проблемы, я торопливо перевел дух; с усилием поменялся в лице, натянул протокольную улыбку и как ни в чем не бывало поинтересовался:

— А теперь, когда формальности соблюдены, могу я узнать, что тут делаю? Кулона у меня нет, и если речь пойдет о повторном предложении твоего господина, то я могу лишь с сожалением повторить, что вынужден отказаться, потому что трезво оцениваю свои силы и могу со всей ответственностью заявить, что, несмотря на заманчивые перспективы оплаты и выказанное мне внимание с его стороны…

Фер Сакага покивал, словно соглашался с собственными мыслями, но медленно поднял лапу и все же остановил поток моего дипломатического красноречия.

— О каком еще кулоне ты говоришь? — хмыкнул он, заставив меня мгновенно заткнуться.

Отступил на шаг, задумчиво оперся на хвост, расправил на сером рукаве невидимую складку. Казалось, мой недавний демонстративно-злобный выпад ничуть его не задел.

— Дело в том, Ланс, — все тем же бархатистым голосом сказал чу-ха, — что ты играешься не с теми ребятишками. И продолжаешь совать свой крохотный уродливый носик, куда не следует.

У меня екнуло сердце.

Серьезно⁈ Весь этот балаган с удушением, похищением и транспортировкой в заброшенный склад оказался связан не с отказом от поисков кулона и невольным оскорблением господина Киликили, а с делом фер Приша? Мысли понеслись лихорадочной иноходью, в горле пересохло еще сильнее.

Мне и в голову не могло прийти, что некая вшивая «Репутация» оказалась фигурой такого жуткого масштаба, что привлекала внимание «Уроборос-гуми»… Неужели Перстни, сам того не зная, ненароком заскочил в сферу чужих интересов, а затем еще и меня за собой потащил? Это казалось невероятным, но скованные за спиной руки намекали на обратное.

— Вообще-то, господин Сакага, — проскрипел я, стараясь не выказывать удивления, — я уже взрослый. Мне даже дорогу переходить самому разрешают и в лифте ездить. Так что до этого момента считал, что сам решаю, с кем и когда общаться.

— Ох, Ланс, — вздохнул Пыльный, и колкий страх вернулся ко мне в десятикратном размере, — теперь уже нет…

Он отошел к ящику, лениво перебрал мои сокровища, выщелкнул и снова закрыл клинок выкидного ножа. Затем задумчиво помычал, искоса взглянул на меня, и устало покачал головой. Блеснула лакированная челка.

— Все же ты прав, не стоило пренебрегать предложением моего господина, — с легкой грустью посетовал Сакага.

А я осознал, что скрученного хвоста все же не избежать…

В груди похолодело, стало трудно дышать. Вместо того, чтобы разрабатывать дерзновенные планы решительных побегов, я вдруг задумался, что последнее успел сказать своим близким? Отцу, Амме, Магде, Сапфир, Щупу и Зикро, другим немногочисленным друзьям и знакомцам. Да и просто любым чу-ха, которые видели меня в последний раз. А, точно: «я обещал не создавать неприятностей». Грустно осознавать, что твое последнее публичное заявление — неприкрытая ложь…

Собравшись с мыслями, я постарался выбросить из головы все лишнее и сосредоточиться на искусстве переговоров. Причем настоящих, а не основанных на яростных плевках и кабацкой ругани.

— Надумали меня ликвидировать? — глядя в темноту склада, спросил я Пыльного. — Не уверен, что это лучшее решение. Наша казоку, разумеется, отнюдь не уважаемая «Уроборос-гуми», но в управляющих эшелонах все равно должны осознавать, к чему приведет такое скоропалительное решение.

Фер Сакага оглянулся на меня с таким видом, будто хотел попросить не смешить его подобными сравнениями. Оттопыренным мизинцем неспешно пригладил густую бровь, тронул челку, задумчиво фыркнул, бросил короткий многозначительный взгляд на подельников, и вдруг направился прочь.

Минуя стул, он задержался на пару секунд, по-отечески похлопал меня по затекающему плечу, чуть нагнулся и негромко произнес.

— Я обещал, Ланс, помнишь? А слово нужно держать… так что теперь придется применить к тебе методы, чуть более действенные, чем простые предостережения.

А затем его опасные титановые когти исчезли с моего черно-желтого плеча, и Пыльный бесшумно растворился во мраке преданного забвению зала. Эффектно, что уж скрывать…

Я облизнул губы и уставился на оставшихся чу-ха. В голове крутились прощальные слова Сакаги, и ничего доброго они не сулили. Кипящая в груди злость пока еще сдерживала растущие волны страха, но мне казалось, что это совсем ненадолго…

А затем Глушилка и его крепкий приятель подступили ко мне, и дали понять, что любые переговоры окончены.

Сперва меня ударили в живот, начав с безобидного и наименее кровавого. Я издал протяжное «бхооо», попытался сложиться пополам, но надежно связанные руки не позволили.

Хрипя, я задергался на стуле, а лапа Глушилки придерживала за спинку, не позволяя тому упасть или опрокинуться. Через минуту (сущая ерунда) дыхание почти вернулось. Все это время палачи молча изучали меня, терпеливо дожидаясь нужного момента.

Когда я со стоном втянул воздух и попробовал что-то спросить, этот момент наступил — меня рубанули по левому уху, затем еще раз туда же, а сразу после двинули в челюсть. Голова мотнулась, еще раз, клацнули зубы, а один из них опасно хрустнул. Рот наполнился теплым и соленым, неожиданно приятным на вкус.

В глазах искрились молнии, отбитое ухо опухло, но это не помешало мелькнуть четкой и шальной