ПереКРЕСТок одиночества 4 - Руслан Алексеевич Михайлов

Ознакомительный фрагмент

себе не могу… Как не крути, Сережа, а новые поколения совсем другими будут. Я вот так прикидываю, что еще лет десять-пятнадцать – и в Бункер повалят те, кто угодил в тюремный крест в девяностых годах. Если доживем – то будет на что подивиться. Охотника и в планах не было, когда мы сюда угодили, но ведь он в Бункер еще молодым добрался. А теперь представь каково изумление то испытаем, когда в бункер войдет первый седой старик, рожденный скажем в восьмидесятом… Мы уходили – они еще даже не родились. И вот они уже седые и прожившие свои лучшие годы стоят на пороге и подслеповато щурятся в свете ламп… И выглядеть будем почти одинаково – хотя, между нами, пропасть лет…

- Да куды тебя понесло, Филя? – досадливо бросил Сергей – Сам себя хоть слышишь? О чем вообще бормочешь? Какая разница, в каком году или веке ты был рожден, если вся жизнь в одиночной отсидке прошла? Какая разница как ты выглядишь, если тебе за восемьдесят?

- Я про то, что они вот тоже стариками будут – но совсем другими там внутри. Не такими как мы.

- Чушь городишь! Пусть хоть в другом веке, в другой стране или даже на другой планете рожденный – а все одно тюремный крест и сорок лет отсидки всех одинаковыми сделают! Этот пресс всех отштампует единой формой!

- Да я…

- И сколько же это лет ты еще жить и воздух портить собираешься? – проворчал уже успокаивающийся Сергей – Нам всем давно пора на кладбище! Я вот там был недавно – прикидывал, где бы хотел лежать, чтобы настоятеля попросить заранее. Хотя он постарше меня будет и еще неясно кто кого хоронить будет.

- Торопиться с выбором могилы не будем – рассмеялся я – От смерти не уйти никому, но бежать ей навстречу не стоит.

- А ты вот как думаешь, Охотник? – спросил Сергей – Разве сорокалетний срок всех нас под одну гребенку не причесывает? Хотя тебе молодому откуда знать… А я вот знаю! Знаю! Мы все становимся ничего не хотящими престарелыми овощами… Всех нас подравняло и причесало без всякой жалости… жизнь отдали ни за что! М-мать их!

С трудом удержавшись от явно матерного продолжения монолога, Сергей тяжело вздохнул и медленно разжал сжавшиеся кулаки.

- Не причесывает – уверенно ответил я, глядя в вечную ночь за стеклом кокпита – Пусть я еще не так стар, но пообщаться успел со многими. Несправедливые десятилетия взаперти надламывают многих. Да эти годы порой делают узников безразличным и ничего не хотящими… но это что-то вроде закаменевшего слоя из спресованной за сорок лет корки страха, злости, обиды, невозможности вымести праведную ярость хоть на ком-нибудь. Человек переживает год за годом в одиночестве невероятный по силе стресс – включая ежедневый страх смерти от удара Столпа, не говоря уже о его шепоте… На протяжении сорока лет каждый из заключенных находится между молотом и наковальней – Столп или поломка креста грозят смертью, а внутри головы не утихает бешеная грызня эмоций… Тут тяжело не спятить…

- И таких умалишенных хватает! – заверил меня радист – К нам давно не забредали такие вот горячечные – скорей всего они просто блуждают там в снежных потемках, не в силах понять куда идти. А чтобы все три рычага дергать много мозгов не надо…

- Но большинство остается в здравом уме – возразил я – На протяжении всего невероятно долгого тюремного заключения. И это главное доказательство того, что я не соврал ни в едином слове в той своей короткой речи. Хотя нет… я все же соврал. Мы, конечно, не одинаковы.

Сергей торжествующе вскинул голову:

- А я говорил! Ты…

- Вы лучше! – перебил я его – Хотя бы потому, что прошли через такое, о чем я без страха и подумать не могу. Знаете чего я боялся больше всего после того как оказался там на снегу после аварийной посадки?

- Смерти от холода? – предположил Филя.

- Заблудиться?

- Хищных тварей?

Выслушав все предположения, я покачал головой и ответил:

- Я до жути боялся, что сейчас рядом возникнет тот самый тихий улыбчивый мужичок и снова толкнет меня в спину или плечо. А потом раз… и я опять внутри уже другого и пока еще промороженного тюремного креста, где меня снова ждут три рычага и тридцать девять с чем-то лет тюремного срока… Вот чего я боялся до жути! А вы через этот мой самый главный страх уже прошли. Победно завершили то, о чем я без ужаса подумать не могу. Так что мы не одинаковы. Нет. Вы во всем круче и лучше меня. А то, что я вот так внешне легко и часто выхожу наружу, притаскиваю мясо, дрова и всякие там иноземные диковинки… это не потому, что я особенный. Просто я пока молодой, сильный и даже не тупой. Вот и вся моя особенность. Будь вы в моем возрасте – также ходили бы с рогатиной на медведей… и вы сами это знаете. А весь этот ваш разговор о том врал я или нет… как по мне это просто тоска по ушедшей молодости.

- Ушедшей впустую! В никуда! – глухо ответил Сергей. Помолчав, он добавил уже другим тоном – Спасибо тебе, Охотник.

- Убедил? – улыбнулся я ему, повернувшись в кресле назад.

- Гладко ты стелешь, этого не отнять. Умеешь правильные слова подобрать…

Я покачал головой:

- Не всегда. Правда штука такая, что иногда порадует, иногда разозлит, а порой заставит рыдать навзрыд. Так что словами своими людей я далеко не всегда радую. И еще… я бы никогда не стал кривить душей перед обычными стариками. Хотя бы потому, что такими вот тихими житейскими мудрецами я сам выращен и воспитан. Еще я не терплю, когда кто-то проявляет к пожилым людям непонятную мне снисходительность или пытается с ними сюсюкать как с детьми или недоразвитыми. Не терплю, если какая-нибудь тварь пытается насмешками поторопить размеренно отсчитывающую драгоценные монетки пенсионерку на кассе магазина, не понимая, что старушка не подтормаживает, а просто живет в своем куда более неспешном мире, судорожно пытаясь остаться самостоятельной. Независимо от возраста, я отношусь к вам как к равным. А порой как к наставникам.

- А еще кормишь и поишь нас, рискуя своей жизнью.

- Ну кому как не молодым бегать за пивом