Евгений Филенко - Вектор атаки

Ознакомительный фрагмент

– Тот же Виктор Ильич Погодин, – сказал Аксютин с обидой в голосе. – Ведущий специалист саратовского филиала ИОК… я с ним коньяк пил на прошлогодней конференции, а он, оказывается, эвон что…

– У термина «резидент», – сказал Муравский назидательно, – несколько значений. Я имел в виду не разведчиков под прикрытием, а в первую очередь инопланетян, которые постоянно проживают на территории Федерации, пользуясь всеми правами и привилегиями нашего гражданства.

– Так бы и сказал – граждане Федерации нечеловеческого происхождения, – проворчал Свифт. – А то резидент… Мы должны найти связь между первым списком и вторым?

– Верно, – сказал Кратов. – И вот по какому признаку. Все знают, что такое «ксеногенная экспансия»?

– Еще спроси, все ли знают, как надевать штаны, – хмыкнул Аксютин.

– И все же давайте сверим позиции, – предложил Свифт.

– Давайте. Ни для кого не секрет, что человечество не раз и не два становилось полигоном для генетических экзерсисов старших братьев по разуму. Как выяснилось, наш генетический аппарат относительно податлив к разного рода искусственным воздействиям. То, что этим обстоятельством частенько пользовались без нашего согласия, не отрицается и не оспаривается… в особенности под давлением фактов.

– Лферры и Локкен, – нетерпеливо сказал Тиссен. – Тахамауки и толпа буколических полинезийцев острова Рапа-Нуи. Виавы с их доктриной межрасовой конвергенции… хотя последнее не совсем в тему: они просто нас любят. К нашей чести будь сказано, нас есть за что любить. Но к чему вы клоните, Консул?

– Предполагается, что со вступлением человечества в Галактическое Братство эксперименты по улучшению нашего генетического фонда прекратились или, как в случае с виавами, вошли в цивилизованное русло. Между тем я склонен считать, что это не так.

– Есть факты? – спросил Муравский.

– Нет… пока. Если, конечно, не считать всю эту толпу, – Кратов вернул на экран коллаж из застывших лиц ангелидов.

– Ксеногенный фактор происхождения ангелидов – всего лишь одна из версий, – сказал Свифт. – Некоторые серьезные исследователи склонны полагать, что человечество потихоньку мутирует. В самом деле, с какой бы стати ему вдруг, при таком обилии мутагенных факторов, застыть в своем развитии?!

– Ангелиды бывают разные, – заметил Аксютин. – Принято делить их на три-четыре группы…

– Значит, мутации происходят по разным сценариям.

– Консул, давайте сэкономим время друг другу, – сказал Тиссен. – Упростите нашу задачу. Мы же не затем собрались, чтобы просто так потрепаться и выпить вина в хорошей компании. Кто из этих ребятишек вас интересует? Назовите имена, и мы будем искать зависимости.

– Я не знаю, – честно признался Кратов.

– Что же тогда нам искать?!

– Консул прав, – впервые за все время подала голос Лив Беринг. По своему обычаю она сидела в самом дальнем уголке, с ногами в кресле, и делала вид, что происходящее касается ее крайне мало, занимаясь своим мемографом. Несколько лет назад она появилась в этой сугубо мужской компании вместе с Ферри Фернхаутом, координатором постоянной ксенологической миссии на пятой планете Сигмы Октанта, в тот же вечер означенным раздолбаем Ферри была благополучно здесь забыта; сам он по причине чрезвычайной занятости конвенты уже не посещал и на связь выходил нерегулярно, а Лив тем временем приходила, забивалась в уголок, вела себя скромно, никому неудобств не причиняла; вскорости между делом обнаружилось, что у белобрысой девушки с невыразительной нейтрально-европейской внешностью помимо объяснимых защитных реакций (мрачноватая ирония и полное пренебрежение женским стилем в одежде) наличествует еще и классическое образование по специальности «ксенолог общего профиля», а также недюжинные навыки в обращении с поисковыми системами; этого оказалось достаточно, чтобы с общего молчаливого согласия кооптировать ее в постоянные члены конвента.

– В чем прав? – удивился Аксютин. – Что не знает, в каком направлении нам искать?

– Ага, – сказала Лив. – В этих двух списках наверняка не все ангелиды и не все их эвдемоны.

– Кто такие эвдемоны? – спросил Свифт.

– Ангелы-хранители. Те, кто присматривает за ангелидами.

– Впервые слышу.

– А я только что придумала.

– Логично, – сказал Муравский задумчиво. – Если имел место акт ксеногенной экспансии, то за его результатом кто-то должен постоянно присматривать. Наблюдать, опекать… охранять. Помнится, была у меня одна темка…

– Так, все, перерыв! – Кратов хлопнул в ладоши и поднялся из кресла, разминая затекшие ноги.

Он ушел на веранду – туда, где слепящее солнце, аккуратно и ровно раскрашенное синей краской небо, струи горячего, аппетитно пахнущего чем-то вкусным и здоровым воздуха, трудно доносящийся до восемнадцатого этажа голос моря. Подставляя лицо солнечным лучам, сквозь прикрытые веки он видел, как Тиссен, держа полный бокал наотлет, пристает к Лив Беринг с глупостями: «Вот вы жуете здесь в своем углу какую-то травку, а это неправильно. Женщина должна хорошо и правильно питаться. И не дудлить простую воду с рафинированным льдом, а выпивать разумное количество хорошего вина. Это сообщает ее формам приятную округлость и, кстати, способствует неукоснительному исполнению ею функции продолжения рода…» – «Я не собираюсь продолжать ваш род, Макси». – «Но я не имел в виду именно себя!..» – «И не желаю в угоду вам таскать на себе лишние десять-двадцать фунтов…» Спустя какое-то время он услышал, как тот же Тиссен выясняет у Свифта: «Джей, ради бога, фунт – это сколько?» – «Ты меня удивляешь, Макси… Конечно же, шестнадцать унций!» Все было хорошо, все было как всегда. Друзья, неглупые беседы… какая-никакая, а женщина… Вот если бы только не эта заноза в сердце – постоянное напоминание о том, что вот сейчас, в эту самую минуту, за двести с лишним парсеков отсюда в чужом враждебном мире скитается родной человечек восемнадцати лет от роду, одинокий, растерянный, и неизвестно, что с ним творится, здоров ли он, благополучен ли, да и жив ли вообще.

Вернувшись в номер, он обнаружил, что обсуждение возобновилось без него, хотя протекало уже с некоторой вялостью.

– Бонна Понтоппидан, – говорил Аксютин, развалившись в кресле и не слишком удобно, зато живописно пристроив ноги на журнальный столик.

– Нехарактерный пример, – отвечал Муравский, изучая свой бокал на просвет.

– Не согласен.

– Она вынужденно, хотя и сочувственно, присматривала за результатом чужого эксперимента.

– Это нюансы…

– Консул, а что вы намерены предпринять, когда найдете неучтенных ангелидов и тех, кто за ними присматривает? – спросил Тиссен. – Одних учтете, а других выдворите?

– Честно говоря, для меня это второстепенная задача.

– А что же тогда первостепенная?

– Наверное, я ищу нечто несбыточное, – хмыкнул Кратов. – Человека с нечеловеческими свойствами. Марсианина.

– Марсиан не бывает, – сказал Свифт. – Если не считать марсианами тех, кто постоянно живет и работает в Море Сирен или той же Меридиании.

– Консул имел в виду марсианина из рассказа мастера Рея Брэдбери, – снова откликнулась Лив Беринг.

«Умница», – подумал Кратов с нежностью.

– И чем же тот был примечателен? – ревниво спросил Свифт.

– Марсианин становился тем, кого в нем хотели увидеть окружающие его люди.

– И что?

– В конце концов, его замучили насмерть несбыточными претензиями.

– Наш марсианин должен уметь менять внешность? – спросил Муравский, подобравшись.

– Не обязательно. Вот если бы он умел модулировать эмоциональный фон…

– Фантастика! – воскликнул Тиссен негодующе. – Я бы даже выразился сильнее – фэнтези! Не бывает такого!

– Ренфанны, – сразу же сказал Аксютин.

Какое-то время все молчали, разглядывая экран видеала.

– Ренфанны никогда не интересовались человечеством, – сказал наконец Муравский.

– По крайней мере, такова официальная версия, – добавил Свифт.

– С какой стати им совать свои носы в наши дела? – размышлял вслух Тиссен. – У нас нет общих интересов в Галактике. Мы далеко. Мы даже внешне мало схожи. Никто не спутает человека и ренфанна даже в сумерках.

– И у ренфаннов нет психоэма в нашем понимании, – добавил Муравский.

– А вот и есть, – сказал Аксютин. – Только не регистрируется нашими детекторами. Для него требуется принципиально иная техника.

– Что мы знаем о ренфаннах? – спросил Кратов.

– Да почти ничего, – сообщил Аксютин. – Не помню зачем, но я специально занимался ими лет десять назад и даже хотел посетить их метрополию. Но меня что-то отвлекло, а потом я утратил интерес к этой тематике.

– Ну и напрасно, – сказал Муравский с неудовольствием. – Экий ты ветреный! Сейчас у нас была бы хоть какая-то информация…

– Не следует думать, что уж вовсе никакой информации нет, – промолвил Аксютин уязвленно. – Например, я могу утверждать совершенно точно, что они живо интересуются прикладной евгеникой. Был в их истории период, когда кривая рождаемости катастрофически пошла вниз. Они даже вынуждены были законсервировать несколько своих колоний. Но потом все как-то устаканилось.