"Фантастика 2025-155". Компиляция. Книги 1-32 - Сергей Александрович Плотников

историю о двух подростках, которые валяются на диване, каждый в своём доме, и переписываются о том, как на них давят невыносимые предки. И, скорее всего, в финале этой истории они бы всё равно сговорились роскомнадзорнуться одновременно. Ты ещё скажи, что если бы Господь повесил на древе познания добра и зла камеру с датчиком движения, то мы бы сейчас жили в раю. Самому-то не смешно?

Смешно мне не было. Наоборот — я злился. Хотелось кричать, доказывая, что Ким не прав! Миллион доводов можно было бы привести. Но я взял себя в руки. Хрен с ними, с чудиками. Пока жареный петух не клюнет, всё равно не поймут ничего.

— Ну ладно, поболтали — будет. — Ким оторвал зубами кусок от шаурмы. — Так чего там насчёт Маэстро?

Переключившись на конкретику, я быстро забыл про мировоззренческие расхождения. Рассказал про допрос Маэстро, про создавшуюся патовую ситуацию.

— Если его отпустить — он и правда не успокоится. — Ким смял и запулил в урну бумажную упаковку от шаурмы. — И тут не в математике дело, это он так говорит. Те души, которые сейчас в плену, ни в чём не виноваты, согласен. Но в чём виноваты те, которые будут страдать, если вы отпустите Маэстро? В таких ситуациях мы говорим о судьбе. И о том, что, пытаясь изменить судьбу, человек всегда делает только хуже.

— Значит, нужно прикончить Маэстро, даже если он не расколется, и забыть о тех пятерых?

— Они не забудут.

— В смысле?

— Не думай плохо о людях, с которыми работаешь, Тимур. Вы соберётесь в кафетерии и почтите погибших. Бусины на ваших чётках — это память о ваших победах, они всегда при вас. Но и память о ваших поражениях остаётся. Без физического воплощения, но для вас она не менее материальна, чем курган в Реадовском парке. Я знаю, о чём ты думаешь, Тимур. Ты разочарован. Надеялся, что наш мир, в отличие от человеческого, справедлив, что здесь нет места боли и страданиям, что зло всегда терпит сокрушительное поражение. Увы, это не так. У нас есть лишь одно преимущество. Мы на триста процентов уверены в том, что делаем по-настоящему важное дело. И что без нас миллионы душ будут обречены. Пойдём, прокатимся.

Я тоже доел шаурму и выкинул упаковку. Мы подошли к пустому месту у дороги, переместились в призрачный мир. Перед нами оказался фургон.

Сели, Ким запустил призрачный движок. Поехали по Большой Советской.

— Судьба — удобное оправдание, если ничего не делать, — буркнул я.

— Это да.

Проклятый Ким не возражал, когда я ждал от него возражений, и не соглашался, когда я не ждал ничего, кроме согласия. Это вымораживало, и очень хотелось ему врезать.

— Мы можем хотя бы попытаться найти эти души⁈

— Можем. Пытаемся.

Я обернулся, посмотрел на уменьшающуюся башню.

Ким вздохнул.

— Маховую проверяли. Вообще все башни перешерстили. Ну и в принципе заброшки, какие нашли-вспомнили, тоже… Мы верим в судьбу, Тимур, но на жопе ровно сидеть не приучены. Не у тебя одного душа болит, поверь. Куда мне ехать?

— Почему ты меня спрашиваешь? — удивился я. — Я-то про башню думал. Но, раз говоришь, её проверяли, уже без разницы. Других мыслей у меня нет.

— А я тебя не про мысли спрашиваю. Я спрашиваю, куда мне ехать?

— Издеваешься, что ли? Говорю же — мне пофиг.

— Мне тоже. Так куда?

— Ну, езжай направо.

Ким покорно свернул на Тухачевского.

— Дальше?

— Да я откуда знаю⁈

— Предположи.

— Ну, давай налево.

Ким повернул на Докучаева. Собственно, это была уже не дорога. Фургончик крался по придомовой территории. Слева мелькнула табличка, сообщающая о том, что здесь расположилось федеральное казначейство. Ким остановился, повернул голову вправо. Я проследил за его взглядом.

Возле нежно-зелёного трёхэтажного строения кружили, будто танцуя вальс, двое пожирателей.

— Они чуют смерть, — спокойно сказал Ким. — Пошли.

Мы покинули фургон и направились по бетонной дорожке к пожирателям. Те мигом остановили танец, зависли, уставившись на нас.

— Пост принял, — крикнул Ким. — Свободны. Оба.

— Ты — тварь! — прошипел один из пожирателей. — Скоро вы все будете ползать перед нами на коленях!

— Ага, я себе уже коврик для пилатеса присмотрел. Чтоб колени не болели. Пошли вон, сказал, пока не прикончил обоих!

Пожиратели, горестно завывая, улетели.

— Вот примерно так выглядят нормальные отношения с этой братией, — прокомментировал Ким. — А теперь — ждём.

— Чего…

— Всё, дождались. Забирай.

Возле стены дома образовался пожилой мужчина. На нём был парадный отутюженный мундир с множеством орденов, на голове — фуражка. Стоял он по стойке смирно, будто принимал парад.

— Здравия желаю, — вырвалось у меня.

Я и сам непроизвольно вытянулся. Если бы мог, в эту секунду променял бы свои дреды на какую-нибудь уставную стрижку. И голову бы прикрыл — к пустой-то руку не прикладывают.

Ветеран окинул меня задумчивым взглядом, улыбнулся.

— Да вольно уже, — сказал глухим добродушным голосом. — Ну… Всё, стало быть? Последняя станция?

— Почти, — улыбнулся я в ответ. — Осталась пара формальностей. Едем с нами.

Кивнув, душа направилась к фургону. Мы с Кимом пошли следом.

— Вот поэтому Кондратий так удивился, когда ты услышал зов, — сказал Ким негромко. — Тогда, возле «чайника». Это — нам свойственно, обходчикам. А ты только что выполнил нашу работу. Ты знал, куда ехать, потому что слышал зов.

— Да я ж от балды сказал!

— Это поначалу так кажется. По первости все думают, что от балды, понимать начинают потом. Я понимал, откуда зов, и проверял тебя. А ты безошибочно привёл к нужному месту. Может быть, ты работаешь не там, где нужно? Подумай, Тимур. Я ни к чему не принуждаю, просто не надо зацикливаться на одном. Пробовать себя в разных областях — это нормально и правильно, иначе ты не узнаешь, где по-настоящему нужен.

— Не соблазняй. У проводников есть кое-что такое, чего нет у обходчиков.

— И что же это?

— Печеньки, — сказал я и, обойдя ветерана, открыл перед ним боковую дверь.

Ким присвистнул.

— Ну, тут крыть нечем, тут ты прав. Кондратий — мужик рукодельный, но по части плюшек Мстиславе Мстиславовне равных нету.

* * *

Я катался с Кимом по городу до самой ночи. Несколько раз дёргался позвонить