"Фантастика 2025-169". Компиляция. Книги 1-24 - Никита Киров

— Что же касается наших личных устремлений, — Вивиан продолжила, будто не замечая моего смущения, ее голос вновь обрел деловитую твердость, — я, Ваше Величество, горю желанием продолжить изучение ваших удивительных, пусть и суровых, земель. Особенно Карельских Пустошей. Их тайны и мощь… неудержимо манят. К тому же я там была и знаю чего ожидать. Уверена моя помощь в ее исследовании будет не лишней.

Она произнесла это без тени сомнения, будто не ведала о моем проступке, случившемся именно там.

— А мою сестру Изабеллу, — Вивиан ласково положила руку на запястье младшей, которая замерла, затаив дыхание, — несмотря на то, что занятия в магических академиях, я полагаю, уже начались… Я мечтаю устроить сестру именно туда. Ее дар требует раскрытия, и я думаю, что столичная академия, где учится Видар, ей идеально подойдет.

Наступила пауза. Годунов не шевелился, его лицо оставалось непроницаемой маской. Затем… Углы его тонких губ дрогнули. Это была не улыбка, нет. Скорее, тень чего-то, отдаленно напоминающего одобрение. Глубокий, проницательный взгляд изучал Вивиан.

— Честность, — произнес он наконец, его низкий голос казался чуть менее ледяным. — Открытость. И… целеустремленность. Редкие и ценные качества, герцогиня де Лоррен. Особенно при дворе.

Его пальцы перестали постукивать по столу.

— Они вам послужат. И Империи.

Он откинулся в кресле, и тень от его шапки отползла назад.

— Ваше доверие к дому Раздоровых… заслуживает уважения. Князь Григорий, мой друг — столп Империи. Его слово имеет вес.

Взгляд императора на мгновение скользнул по отцу, и в нем мелькнуло нечто, похожее на давнее взаимопонимание.

— А что касается молодого Видара…

Он снова посмотрел на меня. Я замер.

— Храбрость — несомненная добродетель. Но добродетель, требующая мудрого управления.

В его словах не было прямого осуждения, но предупреждение звучало ясно. Потом он махнул рукой, словно отмахиваясь от темы.

— Ваши просьбы разумны. Изабелла де Лоррен будет зачислена на первый курс Императорской Магической Академии. Завтра, — он произнес это как непреложный факт. — Мои академии не знают понятия «слишком поздно». Она уже завтра сможет присоединиться к занятиям. Переводчиком мы вас обеспечим, как и браслетом для связи. Чуть позже я распоряжусь, и вам их доставят в поместье сегодня же.

Изабелла едва сдержала взвизг восторга, ее глаза засияли как звезды.

— А вас, герцогиня Вивиан, — продолжал Годунов, его взгляд снова устремился на старшую сестру, — я желаю представить ко двору официально. Впрочем, присутствие Изабеллы так же будет приветствоваться. Но на этом я не настаиваю. Через неделю. На Главном Осеннем Балу, — он произнес это не как предложение, а как приказ. — Там вы сможете… начать свое изучение не только тайн Пустошей, но и глубин нашей придворной жизни. При поддержке дома Раздоровых, разумеется.

Он кивнул в сторону отца.

— Обещаю вам свое содействие в этом.

— Ваше Императорское Величество…

Вивиан глубоко склонила голову, и я уловил легкое дрожание ее ресниц — смесь облегчения и осознания масштаба того, что только что произошло.

— Мы безмерно благодарны за Вашу милость и доверие.

— Доверие, — повторил Годунов, и в его глазах вновь вспыхнул тот самый недобрый, всевидящий огонек, — заслуживается делами, герцогиня. Помните об этом.

Он встал, его тень внезапно накрыла весь стол, делая фигуру исполинской. Аудиенция была окончена.

Мы поднялись, отвешивая поклоны. Когда я рискнул взглянуть на императора в последний раз, его взгляд уже был устремлен куда-то вдаль, за стены кабинета, в бескрайние просторы его мрачной империи. Но я знал — он не забыл. Ни Пустоши, ни моего проступка. Бал, академия, представление ко двору… все это были лишь отсрочки. Расплата ждала своего часа. И холодная роскошь кабинета вдруг снова сжалась вокруг меня, напоминая, что я нахожусь не просто во дворце, а в самом сердце паутины Темного императора.

— Видар, задержись немного. Я бы хотел поговорить с тобой, пока Григорий проведет экскурсию для наших гостей.

Уже собравшись покинуть императорский кабинет, я остановился, понимая, что меня сейчас будут бить и, возможно, ногами.

Ободряюще кивнув девушкам и хмурому отцу, я развернулся и замер в полной тишине, ровно до тех пор, пока за вышедшими с тихим щелчком не закрылась дверь.

— Присаживайся, — указал Борис мне на кресло, из которого я только что встал.

Его тон был дружелюбным и даже, можно сказать, ласковым. Но это была ласковость змеи, которая, прежде чем проглотить жертву, облизывает ее.

Я сел, чуть расслабился, понимая, что с одной стороны я действительно виноват, но с другой… Попробуй тут докопаться до истины.

Как ни крути, я сделал то, чего никто не мог сделать на протяжении сотен лет. Мало того, что прошел всю Пустошь, так еще и нашел ее центр, выжил и вернулся домой. Мои знания уникальны, как и мои записи, что я передал отцу. Так что мне есть чем парировать любое обвинение.

Впрочем, уверен, Борис даже и не думает, меня в чем-то обвинять. Нет, ему интересно, что произошло там, куда много лет не ступала нога человека. А еще наверняка он прекрасно осведомлен о том способе, которым мы вернулись. Ведь проверить наш маршрут не составит никакого труда. Ну, и как темный маг, он прекрасно видит на мне печать Мораны, так же, как и ледяную дымку Нави, что навсегда въелась в мое тело. Ее теперь не спрятать, не скрыть. Правда, и увидеть ее может далеко не каждый. Но тот, кто увидит — поймет и… не рискнет приставать ко мне с глупыми вопросами.

Впрочем, гадать не имеет смысла. Послушаем, что скажет мне император темных и мой, надеюсь, будущий тесть…

Глава 16

— Видар Раздоров, — голос императора разрезал тишину, как острый нож. Низкий, без интонаций, но от этого еще более страшный. — Думаю, ты понимаешь, для чего я тебя оставил.

— Да, Ваше Величество, — коротко сказал я, ожидая первого вопроса.

И он не заставил себя ждать. Откинувшись на спинку кресла, сплетя пальцы на животе, Борис Федорович посмотрел мне прямо в глаза.

— Пустошь, Видар Григорьевич. Северная. За Карельским лесом. Рассказывай, как выжил?

Вопрос прозвучал просто, но я знал — за ним стоит все. Оценка моей силы, моей удачи, моей ценности. Для всей Империи и для него лично.

Я начал. Ровно, без лишнего пафоса, как докладывал отцу. Но здесь требовалась иная мера откровенности и, главное, умолчания. И скорей всего,