"Фантастика 2025-169". Компиляция. Книги 1-24 - Никита Киров

Это был не вызов. Это была казнь. Он больше не сдерживался.

И я тоже перестал сдерживаться.

Вся накопленная мощь, вся холодная ярость Царства Мертвых, вся выстраданная сила поднялась во мне. Я не вскинул руки. Я распахнулся. Не для защиты. Для встречи.

Ледяная Пустошь.

Вокруг меня пространство… схлопнулось. Температура упала до абсолютного нуля за миг. Воздух превратился в кристально чистое, невероятно твердое оружие. Вместо щита — сфера. Не просто ледяная. Это была Сфера Абсолютного Ничто, вырезанная из самой сути вечного холода Нави. Она не отражала. Она аннигилировала.

Зеленое дыхание дракона ударило в сферу. Не было взрыва. Не было шипения. Было… поглощение. Смертоносная энергия просто исчезла, втянутая, растворенная в абсолютном холоде и пустоте моей защиты. Череп дракона исказился в немой гримасе непонимания, начал рассыпаться, как песочный замок под ураганом.

В этот миг я атаковал. Не копьем. Не туманом. Волей.

Сфера Абсолютного Ничто взорвалась наружу. Ледяная Зима, сконцентрированная в точке. Мощнейший импульс Серого Холода, направленный не в пространство, а в самого отца.

Он увидел. Его глаза, горевшие яростью и властью, расширились в чистом, первобытном ужасе. Он успел вскинуть руки, выбросить перед собой все оставшиеся защитные чары — Кольцо Костей, Плащ Теней, Барьер Души, Проклятье Отторжения. Но это было как бумага перед ледоколом.

Серый Холод прошел сквозь все. Не разрушая. Проходя сквозь. Он достиг его тела.

Раздался резкий, сдавленный выдох. Его тело мгновенно покрылось инеем. Не тонким слоем. Толстой, мгновенно нарастающей коркой Серого Льда. Лед обволок его руки, еще застывшие в жесте защиты, пополз по груди, по шее, по лицу. Его глаза, широко раскрытые, за секунду превратились в ледяные шары, застывшие в выражении немого потрясения и… признания.

Через три секунды он стоял недвижимый. Статуя из Серого Льда. Не побежденный воин. Памятник своей недооценке. Памятник моей силе…

Глава 11

Тишина. Гул арены затих. Даже ветер улегся. Я стоял прямо, дыхание было ровным, магия внутри бушевала, но была под полным контролем. На моих ладонях еще клубился легкий серый пар. Я смотрел на ледяную статую своего отца.

Никакого торжества. Никакой радости. Внутри только холод. Холод победы. Холод понимания, что отныне все изменилось. Навсегда.

Я подошел ближе. Задумчиво коснулся ледяной поверхности. Лед был твердым, как адамантий, холодным, как вечность. Внутри, сквозь матовую серую толщу, было видно лицо отца. Застывшее. Суровое. Но в этих замерзших глазах, казалось, все еще горел последний вопрос — как?

— Я прошел через испытания Богини смерти, отец, — тихо сказал я, зная, что он меня слышит. — Я вернулся. И я уже не тот мальчик, которого можно было с легкостью отшлепать по заднице. Прими это, чтобы больше мы к подобному не возвращались.

Я отступил на шаг. Сжал кулак. Ледяная оболочка с треском рассыпалась, не оставив и царапины на теле отца, нисколько не повредив даже его одежду.

Он рухнул на колени, задыхаясь, сотрясаясь от невыносимого холода, который все еще грыз его кости изнутри. Он поднял голову. Его желтые глаза, теперь полные не ярости, а шока и… уважения? страха?.. встретились с моими.

Я не стал ждать его ответных слов. Не стал смотреть на его унижение. Я развернулся и пошел прочь с арены, оставляя его одного на холодных камнях. Отголосок магического гула арены теперь звучал иначе. Он звучал похоронным маршем по старой власти. И гимном новой силе. Моей силе.

Мои духи все это время оставались в невидимости и боялись вмешиваться в происходящее. А вот теперь летели рядом, тоже не говоря ни слова.

За спиной раздались тяжелые, гулкие шаги. Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что это отец догоняет меня. Я был готов к новой драке, но не к тому, что он порывисто обнимет меня, крепко прижав к груди.

— Через что же ты прошел, сын, что тебя так искорежило? — чуть срывающимся голосом спросил он.

— Через все, отец. Через самые страшные и потаенные места Нави, через Сердце Пустоши, через боль разбитой на осколки души и истерзанного тела. Но так было надо.

— Пойдем в мой кабинет, я желаю знать все о том, что с тобой произошло. Ну, и о том, кто такие твои гости.

— Расскажу, много времени это не займет, — кивнул я.

Кабинет отца всегда пахнул властью. Дубовые панели, пропитанные вековой магией и дымом дорогого трубочного табака. Тяжелые фолианты в кожаных переплетах, хранящие не столько знания, сколько секреты. И сам он — Григорий Васильевич Раздоров — восседал за массивным столом, как гора, покрытая снегом после схода лавины. Уязвленная, но не сокрушенная. Оказавшись в стенах своего места силы, он вновь сменил роль встревоженного отца на отстраненность главы рода.

Его желтые глаза, наши фамильные «солнечные клейма», изучали меня не с привычной снисходительностью или яростью, а с холодным, настороженным интересом. Впрочем, его цвет глаз постоянно менялся — магия и на них наложила свой отпечаток. На столе между нами дымились две фарфоровые чашки с крепким, черным как деготь, чаем. Ритуал мира. Или перемирия.

— Итак, — его голос был глухим, лишенным прежней неоспоримой властности. Он все еще ощущал ледяной ожог моего Серого Льда в костях. — Ты вернулся. Не с пустыми руками и не с пустой душой. Расскажи. С самого начала. Что произошло в этой Пустоши, что затянула в себя моего сына, а выплюнула… столь сильного воина?

Я взял свою чашку. Горячий фарфор не мог согреть пальцы, привыкшие к холоду Нави. И начал. Голос мой звучал ровно, без пафоса, почти монотонно — как я читал бы доклад о количестве мебели в нашем поместье. Но каждое слово моей речи было выстрадано.

Я рассказал, как шел по Пустоши, отбиваясь от бесчисленных монстров, о том, как находил истерзанные тела в незнакомой форме. Как потом обнаружил практически полностью уничтоженный отряд Вивиан. И бесстрастно описал, как их пожирали стражи Сердца.

О том, как наши магии — её темная и моя серая — странным образом дополняли друг друга в бою, создавая хрупкий щит. О том, как мы увидели само Сердце — не место, а Сущность. Дыру в ткани мира. И о том, как едва вырвались, когда оно нас атаковало, уничтожая саму реальность. И о том, что, даже ударив совместно, объединив наши силы, мы не смогли хотя бы поцарапать его.

— Мы вышли…