Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Любава усмехнулась ядовито, понимая, что и о себе Танька говорит. Без денег эта шкура продажная и хвостом не шевельнет, ну да ладно, ей и такие надобны тоже, чтобы списать их в подходящий момент. Поэтому кошель с серебром перекочевал за ворот Танькиной рубахи, и чернавка довольно кивнула.

Сделает она, что государыня прикажет. А может, и еще кое для кого постарается, смотря сколь заплатят ей.

Сделает с охотой, с искренней радостью шкуры продажной, не так уж и трудно это. А деньги и оттуда, и отсюда получить – плохо разве?

Очень хорошо даже.

* * *

Аксинья приехала быстро, примчалась почти на крыльях, к Усте в покои влетела.

– Палаты царские! – Аксинья на месте кружилась, ровно игрушка детская, волчок раскрашенный. Руки к щекам прижала, глазами хлопала.

Устя только головой покачала:

– Аксинья, здесь такие гадюки ползают…

Сестра ровно и не слышала.

– Устя, а что – вся комната? Маленькая она, неуютная! Неуж тебе, как невесте, покои побольше не положены?

Устя сестру за плечи сгребла, встряхнула крепко.

– С ума ты, что ли, спрыгнула, сестрица любимая? Таких невест здесь семь штук, еще кого и выберут – неизвестно!

– Тебя и выберут! Остальные здесь так, чтобы вид показать!

– Аксинья… – Устя уже почти рычала, ровно медведица из берлоги. – Молчи!!!

Сестра руку ко рту прижала:

– Прости, Устя. Но ведь…

– Молчи. Просто молчи.

– Я схожу тогда, осмотрюсь?

Устя рукой махнула.

Нигде не сказано, что невесты должны в комнатах сидеть. Просто ей пока никуда не надо, а Аксинья… ну, пусть погуляет, авось и приметит кого. Или ее кто заприметит? Надо, надо сестру замуж выдать, да лучше б не за Ижорского!

– Иди, да языком не болтай понапрасну.

Зря предупреждала.

Аксинья только косой мотнула – и унеслась.

Не зря ли Устя ее с собой взяла? А, ладно, выбора все одно нет. Дело сделано, ждать остается.

Нехорошо Устя себя в палатах государевых чувствовала, ощущение было – ровно мышь где под полом сдохла. Вроде бы и не видно ее, и не слышно, и вреда уж нет, а запах идет неприятный, гадкий. И есть он, и жить спокойно не дает, и найти ту мышь нельзя – не полы ж поднимать?

И что остается?

Терпеть.

Только вот Устя не мышь чуяла, ее недобрая, враждебная сила давила: черная, жестокая, противная…

Как прабабушка и говорила, неладное в палатах царских происходит. Ой, неладное!

Кто-то здесь ворожит, или еще чего нехорошее делает, или… не знала Устя! Только понимала, что рядом зло, совсем рядом. А как его искать? Где?

Хоть ты ходи да принюхивайся, авось и поможет! Устя так и собиралась сделать. А как еще можно узнать, кто в палатах государевых окопался, змеей вполз да и ядом брызжет? Кто?

В той жизни она не смотрела, не понимала, не разобралась. Вот и настало время исправлять прошлые ошибки.

А может, и еще что-то исправится?

Она попробует. Только бы все получилось…

* * *

– Государыня!

Боярышня Утятьева тоже времени не теряла, поспешила Любаву навестить, уважение выказать. Заодно и посмотреть внимательнее, что там с государыней, как она…

Выглядела Любава плохо, краше в гроб кладут. Каштановые волосы сединой пробежало, щеки ввалились, глаза запали, лицо морщинки тронули, пролегли по прежде гладким щекам. Сейчас на десять-двадцать лет старше выглядела вдовая государыня.

Впрочем, не расстроилась Анфиса ничуточки.

Помрет?

Ну так что же, свекровь – не муж, пусть помирает, меньше вредить будет!

Вслух боярышня ничего крамольного не сказала, улыбнулась только нарочито ласково.

– Дозволишь присесть, государыня?

– Дозволяю. – Любава рукой шевельнула.

Боярин Раенский на сестру посмотрел внимательно.

– Вот она, боярышня Анфиса.

– Хороша девушка, Платоша, очень хороша, и красотой, и умом – всем взяла. Думаешь, получится чего, понравится она Феденьке?

– Не знаю, государыня. Пробовать надобно, познакомим их, а там уж видно будет. Очень уж царевичу Заболоцкая в душу запала, ни о ком другом и слышать не хочет.

– Так, может, приворожила она его чем? Опоила?

Боярышня говорила уверенно.

Боярин на сестру посмотрел, плечами пожал.

– Не поила она его, и не брал он из ее рук ничего, – махнула рукой Любава. – Другое там.

Она-то о знакомстве Фёдора с Устиньей осведомлена была, Истерман ей все рассказал, как дело было.

– А вдруг, государыня?

– Чушь-то не мели, – оборвала Любава. – Когда хочешь быть с моим сыном, помалкивай чаще.

Анфиса и промолчала, разве что зубы стиснула.

Погоди ж ты у меня! С-сволочь!

Выйду замуж – там посмотрим, чего ты, свекровушка, в палатах царских делаешь! Давно тебе в монастырь пора!

Любава на красотку поглядела, вздохнула тихонько, вот уж не такую жену она для сыночка любимого хотела, да выбора нет, лучше уж эта, чем Устинья. Тут-то напоказ все, а там омут темный, а в нем что? Неведомо…

Ох, Федя-Феденька, как же так тебя угораздило?

* * *

Лекарь царский Устинье сразу не понравился.

Пришел, глаза рыбьи, морда вытянутая, снулая… хоть и Козельский Устинье не нравился, а этот и вовсе уж отвращение вызывал.

– Ложись, боярышня Заболоцкая.

И не поругаешься, не прогонишь его. Осмотр…

Терпеть надобно.

В той, в прошлой жизни после осмотра Устя плакала долго. В этой же ни терпеть, ни сомневаться, ни стесняться не собиралась она, тем паче – молчать перед хамом.

– Аксинья!

– Да, Устя.

– Воды подай! Лекарь руки помыть желает!

– А…

– И немедленно. После других осмотров.

– Я руки духами протер…

– И водой помоешь. Или вон отсюда! – Памятны Усте были и боль, и унижение. А еще… когда ребенка она скинула, этот же лекарь ее едва в могилу не свел. Потом уж, в монастыре, объяснили, мол, дикие эти иноземцы… рук не моют, а везде ими лезут, вот и разносят заразу.

– Я сейчас к царю-батюшке… доложу…

– Что выгнали тебя, грязнулю!

– Да ты… ты…

Устя его мысли читала, как книгу открытую.

Ругаться?

Так ведь палаты царские, в них слухи стадами тучными ходят… как и правда – выберет ее Фёдор? Вот лекарю не поздоровится. Прежняя Устя, тихая, никому б вреда не причинила, а эта с первых минут зубы показывает.

Сказать, что не девушка она?

А как бабок-повитух пригласят? А могут ведь… тоже плохо получится, когда шум, скандал, когда работа его под сомнением окажется. Но и смиряться? Бабе подчиниться?

Устя только головой покачала.

Вот уж странные эти иноземцы, все у них не как у людей. То гостей принимают, на ночной вазе восседая, то супружескую верность охаивают, то помои за стены города выливают, пока те обратно переливаться не начинают… странные