Фантастика 2025-157 - Александра Антарио

Все в нем ненавидела, что было: запах его… вонь эту жуткую, и манеру меня тискать, ровно куклу бессмысленную, и храп постоянный… не убила же?

Вот и весь сказ. Не убила.

А сейчас так сила во мне вспыхнула, что самой страшно стало, только мое сердце выдержало, оно и не такую боль терпело, а его сердце – не справилось. И знаю, если татя разрезать, если сердце его из груди вынуть, ничего там не будет. Так, комочек обугленный.

Сила вспыхнула, сила его сожгла. А я… я даже не осознала сразу происходящее, только одно твердо знала – не отдам!

Больше никого из близких своих, родных, любимых и любящих не отдам! Людям не отдам, смерти не отдам, пусть в свой черед приходит, а пока – мои они! И только мои!

Достало с меня горечи, и боли достало, и тоски звериной, наплакалась уж в келье монастырской, навылась. Теперь я многое сделать могу, против любого зла встану, не дрогну, никому любимых своих не отдам. Только с бабушкой поговорить надобно о случившемся. Вроде как и не должна волхва такое творить? Или могут они, только не все, и в тайне это сохраняют?

А ведь в той, черной жизни не бывало со мной такого. И Вареньки маленькой не было, и Дарёна ее не защищала, и не покушался никто, не было татя.

Меняется все?

Пусть меняется! Одно неизменно!

Никому я своих в обиду не дам! Пусть и не мечтают, вороги! На клочья порву, по полю разметаю! Жаль, не знаю я только, откуда этот разбойник взялся!

Может, и дознаемся когда?

Не до татя мне сейчас, на отбор скоро уж ехать, а уж что там будет?

Что-то помню я из той жизни, что-то новое будет наверняка, а что-то и вспоминать придется.

Справлюсь. Не для себя – для них справлюсь. И сейчас я это твердо знаю.

* * *

– Царевич! Беда у Заболоцких!

Фёдор в одну сторону вскочил, одеяло в другую полетело, ногу впопыхах ушиб о половицу, выругался грязно, на Михайлу дикими глазами уставился.

– ЧТО?!

– Вроде как тать к ним забрался да напал на кого. А боярышня Устинья его и того… убила.

Фёдор как стоял, так и обратно сел, хорошо еще, лавка попалась крепкая – и не такие размахи выдерживала.

– Убила?!

Михайла картинно руками развел.

– Вечор татя в Разбойный приказ принесли. А уж чего там, как там – не сказывали мне подробнее, не царевич я, боярин Репьев и не поглядит на меня лишний раз. К боярину Заболоцкому сунулся – не попасть, спит он, и боярышня спит, ровно мертвая, холопья сказали, лекарством ее напоили опосля вчерашнего и будить не велено, как проснется, так и ладно будет.

Фёдор на ноги встал, подумал пару минут.

– Одеваться мне подавай! Сам поеду, разузнаю, что да как.

Михайла затаенно улыбнулся, Фёдору помогать принялся. Того ему и надобно было. Сам-то он вечор к Заболоцким явиться не насмелился, а любопытно ж!

Что там Сивый? Хотя Сивый-то что – и так ясно, все он, лежит себе в приказе Разбойном, тихо да ладно. Вопрос у Михайлы другой: где тот дурак попался?

И еще примешивалось новое, неожиданное.

Оказывается, не такая уж боярышня Устинья и беззащитная? И зубки у нее есть, и коготки? Другая бы завизжала али в обморок какой упала да тут бы и погибла, прирезал бы ее Сивый. Ему что?

Ему хоть Устинья, хоть холопка какая! Михайла б его потом убил, понятно, а Устинью не вернуть уже. А боярышня кричать не стала, сознания не потеряла.

Убила.

В спину, а все равно… сколько сил надобно, чтобы в живого человека ножичек-то воткнуть? Иные и в бою не могут, видывал Михайла таких, иных и жизни лишал. Ему оно всегда просто было, а выходит, что и Устинья – может?

Точно, его она!

Его, и только его!

Такая ему и надобна, чтобы и смелая, и красивая, и умненькая… Михайла самого лучшего заслуживает.

Федька?

А что – Федька? Пусть себе живет, как живет, но без Устиньи, недостоин он боярышни. А покамест полезен – пользоваться им будем.

* * *

Борису тоже доложили, правда не сразу, но кто ж знал?

– Государь! Боярышня Заболоцкая, верно, в отборе царевичевом участвовать не сможет.

Борису мигом интересно стало:

– Отчего ж?

Боярин Репьев, который Разбойным приказом и ведовал, даже поежился чуточку под взглядом государевым.

– На подворье Заболоцких, государь, нынче ночью тать влез. Чего уж хотел – не ясно, а только убила его боярышня Заболоцкая и теперь лежит без памяти.

Борис даже и не удивился сильно. После того, что он о боярышне узнал, и удивляться странно было.

Могла ли убить – волхва?

Еще как могла, странно только, что ножом убила.

О волхвах Борис знал не слишком много, больше догадывался. Но Устинью он видел, и когда она аркан с него снимала, и в роще. Могла ли она убить?

И сам себе на вопрос ответил – могла, быстро, легко и без сожалений.

– И боярышня без чувств лежит?

– Да, государь.

– Ну так что же? Отложите покамест отбор: как боярышня опамятуется, оправится, так сразу и начнем.

Боярин аж глаза вытаращил, не ожидал он от Бориса таких слов.

– Государь, не положено так-то… не по обычаю! Она ж теперь порченая, наверное, и скандал этот еще как обернется, невеста-то для царевича не такой быть должна, смирной да тихой?

– А ты, боярин, с Фёдором о том не говорил? – Глаза у Бориса лукавые были, умные.

– Пытался, государь.

– И что же?

– Умывался как раз царевич, тазиком в меня кинуть изволил.

– У меня тазика нет. – Борис только вздохнул, сожалея об отсутствии такой полезной утвари. Приказать принести да у трона и поставить… десятка три? – Ты подумай сам, боярин, Федька сейчас как ребенок у петушков на палочке, и хочется ему того петушка, аж свербит. Что с ребенком будет, когда ты уведешь его?

Боярин, у которого и законных деток шестеро было, и, говорят, на стороне то ли пять, то ли еще поболее, только головой качнул. Детей своих он любил, возился с ними в удовольствие и картину эту себе легко представил, даже поморщился от визга детского, истошного.

– Ты, государь, думаешь, когда мы ее на отбор не пригласим, так и царевич упираться начнет?

– Уверен. Погоди чуток, пусть боярышня в себя придет, на