Игорь Градов - «Хороший немец – мертвый немец». Чужая война

Ознакомительный фрагмент

Все смеются, в том числе и сам Макс. Юмор у Загеля был простой, армейский, но действовал хорошо, успокаивающе. И тема для разговоров после этого сразу находилась – дом, семья, отпуск. Все хотели вырваться из русского ада хотя бы на пару недель, побывать в Германии, но мало кого отпускали. Какой там отпуск, когда большевики прут! Вот и сидели в окопах, готовились к очередному бою…

Обстрел наконец закончился, Макс привстал, осторожно выглянул. Так, теперь жди наступления… Достал бинокль, посмотрел: так и есть, справа по полю медленно ползли пять «тридцатьчетверок», а за ними, пригнувшись, бежала пехота. «Хоть не в полный рост на сей раз, – подумал он с удовлетворением, – не лезут под пули. За танками больше шансов уцелеть…»

Макс убрал бинокль на место и приказал Курту Загелю: «Стрелки и пулеметчики – на позиции». Тот продублировал команду, солдаты заняли свои места. Готовили карабины, раскладывали гранаты, вставляли длинные ленты в пулеметы…

В обязанности Макса, к счастью, не входила борьба с танками, надо было лишь отсечь русскую пехоту. С «тридцатьчетверками» боролись полковые орудия, стоявшие позади роты. Они и должны остановить грозные русские машины, а потом помочь своим панцерам завершить разгром. Четыре Т-III спрятались за невысоким пологим холмом в паре километров от передовой. Ждали своего часа.

Ему надо было лишь пропустить русские танки через себя и отсечь пехоту наступающих, не дать подобраться к траншеям. И уж тем более не дать захватить и закрепиться. А то потом не выкуришь. Основной удар принимала на себя артиллерия, она уничтожала танки. Панцеры были в резерве и предназначались для контратаки.

Когда красноармейцы отходили, они и вступали в бой. Под их прикрытием вперед шли уже немецкие роты. Требовалось как можно быстрее добежать до траншей противника и захватить трофеи, желательно побольше. А потом сразу назад, пока русские не очухались и не организовали новое наступление. Вот так они и сражались – вперед-назад, как маятник.

Среди германских солдат весьма ценились советские ППШ, которые Макс по привычке называл автоматами. Пистолеты-пулеметы Шпагина были проще и надежнее, чем немецкие МР-38, и солдаты ими охотно пользовались. Даже уважительно называли ППШ «маленьким пулеметом», хотя и жаловались, что диск трудно и долго набивать. Зато патронов – целых семьдесят штук! Так же высоко ценились русские снайперские винтовки – за силу и точность, но попадались они крайне редко…

Макс вел наблюдение. Мины с противным чавканьем рвались перед его окопом, поднимая маленькие фонтанчики земли, к обстрелу подключилась и артиллерия. Тут же ответили немецкие орудия…

«Тридцатьчетверки» пошли зигзагами, стараясь уйти от плотного огня, красноармейцы залегли. Красно-черные взрывы вставали среди них все чаще и чаще. Взвод Макса вел плотный пулеметный обстрел, внося свой вклад в отражение атаки. Русские били по ним из танков. Звонкое уханье башенных орудий то и дело перекрывало резкий треск МР-38. Взрывы перепахивали позиции взводов. Немецкие солдаты пригибались и с проклятиями падали на дно окопов…

Макс следил, чтобы никто не поддался панике и не побежал. «Один за всех, все за одного» – этот девиз французских мушкетеров как нельзя лучше отражал отношения в роте. Да и во всем вермахте тоже. Солдаты и офицеры понимали – только вместе можно противостоять сильному и хорошо вооруженному противнику. Или все погибнут, или все победят.

Солдаты уважали своих командиров, понимали, что те честно получили свои погоны, прошли все ступени службы. Начинали рядовыми, сидели, как и они сами, в окопах, кормили вшей, мерзли, голодали. И лишь потом, послужив, проявив себя, заслужили офицерское звание. Макс был абсолютно уверен, что, если его ранят, его вынесут с поля боя и доставят в госпиталь. А не бросят умирать в грязной воронке…

Это немного радовало. Курт Загель однажды сказал, когда они устало курили после очередной атаки: «Я уважаю вас, герр лейтенант, потому что вижу, что вы из того же теста, что и я. Как все в нашем взводе… Пусть вы образованнее и умнее, но вы свой, солдат. И я буду драться за вас».

– Не боитесь быть убитым? – поинтересовался тогда Макс.

Каждый день в их взводе кто-то получал тяжелое ранение или погибал – активно действовали русские снайперы.

– Жизнь – сложная штука, – философски ответил Курт. – От судьбы никуда не денешься. Как бы ни старался… Чему быть, того не миновать.

Фатализм был присущ многим немецким солдатам. И еще, как заметил Макс, его подчиненные никогда не говорили о политике, зато часто и охотно ругали партийных бонз. «Они сидят там, в Берлине, в полной безопасности, – говорили они, – а мы гнием здесь, в окопах. И каждую минуту можем быть убиты. Разве эти жирные свиньи могут понять нас? Эти зажравшиеся партийные чиновники… Их сюда бы, к нам на передовую, пусть повоюют». Впрочем, все разговоры велись, как правило, перед очередной атакой. Чтобы немного отвлечься и расслабиться…

Русские танки разошлись веером и медленно наползали на немецкие траншеи. Макс прикинул – основной удар придется по соседнему взводу, где командовал оберфельдфебель Франц Фурбах.

Макс его хорошо знал – тот был приятелем Загеля и часто бывал у них. Оба они считались ветеранами, воевали с 1939 года, прошли французскую и польскую кампании, крепко держались друг друга. Загель и Фурбах любили покурить, поболтать за кружкой кофе, а то и выпить шнапса, если была такая возможность. Табак для трубок они получали из дома (оба – земляки, из Вестфалии) и предпочитали его любым немецким и даже французским сигаретам. Домашние посылки, а также письма, теплые вещи, шоколад и курево, получаемые на Рождество, были самыми ценными вещами на фронте. Разумеется, после еды, оружия и боеприпасов.

Макс тоже получил из дома два письма. Конечно, не он, а лейтенант Петер Штауф. От жены Эльзы и от матери. Макс со странным чувством прочитал оба послания. С одной стороны, ему было как-то неловко – ведь эти письма предназначались другому человеку, а с другой – этим другим человеком являлся он сам. Вот такой получился парадокс…

Мать Петера спрашивала, почему он давно не пишет, не случилось ли что. Она передавала приветы от родных и близких, в том числе от отца и сестры Инги. Та чрезвычайно гордилась своим старшим братом и мечтала после школы пойти учиться на медсестру. Чтобы потом служить на фронте, в госпитале. Инга, кстати, недавно стала командиром отряда…

«Значит, девушка на фотографии – это родная сестра Петера, Инга, – понял Макс. – Заканчивает сейчас школу и, естественно, состоит в Союзе немецких девушек. Тот же Гитлерюгенд, только женский». С одной фотографией вроде бы разобрались. Логично было предположить, что на второй запечатлены родители Петера.

Конец ознакомительного фрагмента