КОМ-5 (Казачий Особый Механизированный, часть 5) - Ольга Войлошникова

Искать не надо, выявлять, просто — нате вам на блюдечке! Сиротки-маги! Новые кадеты для российской армии! И кто их привёз? Коршун! А Коршун кто? Дружок сына. А сын почему не участвовал? И ещё смотрит на меня с этаким снисходительным сожалением… Дескать, не доверяет тебе Илья, не надеется… М-да!

— Петя, я тебе ещё раз говорю: это чистой воды экспромт был! Я ж думал, там взрослые дамочки! Ну что ты — ни разу в борделе не был? Там же детей-то не должно было быть! Да твою-то мать! Щас по-любому вторая серия будет!

— Ты о чём? — успел спросить Витгенштейн, когда рядом с ним на скамью плюхнулся Иван, а на спинку опёрся Серго.

— Ну, колись! Робин Гуд хренов! — Ваня демонстративно принюхался. — Тарелочку мне потом нальёшь? Маше отнесу.

— Э-э, а ей можно?

— А почему нет? Я на всякий случай у лекарей спрошу, если нет — сам съем!

— Так ты же и тут поешь! Вот ты прошаренный!

— Тебе тарелки супа жалко? — Сокол сделал обиженный вид и демонстративно отвернулся. — Да-да! Великий князь изволит гневаться! Ты, аспид, почему нас в Нидерланды не взял?

— Ты вообще, — я ткнул в него поварёшкой, — вообще должен рядом с супругой пребывать! Пылинки сдувать и прочее! А не в квартале красных фонарей ураганить!

— А я? — А вот и князь Багратион.

— Так! — Поскольку прямого участия в готовке больше не требовалось, солянка и сама дойдёт, я сел за стол и крикнул Марте в дом, по-любому прислушивается: — Марта, принеси, пожалуйста, кофе! Много кофе! Садитесь, господа, обговорим дела наши грешные.

Князья перебрались за стол и выжидательно на меня уставились. Я помолчал, собираясь с мыслёй, и продолжил:

— Друзья. Я сразу хочу сказать. Всё, что произошло в Амстердаме — это чистой воды случайность. Никто ничего эдакого не планировал. Ну, думал, ворвусь в бордель, подебоширю… не знаю… посуду побью… Запугаю их до усрачки. А там дети… Ну и понеслась! Кто ж знал-то? Вот ты, Серго, знаешь, где в Новосибирске бордель с детьми?

— Э-э-э! Ты говори, да не заговаривайся!

— Не скачи, я к тому, что и я не знаю! И надеюсь, что нету тут такого!

— Полтора года назад был, — ввернул Витгенштейн. — Папаниными стараниями организаторы и посетители провели увлекательную прогулку до Оби с жерновами на шее. Но это не для официальных кругов. Так-то все, кому это надо было показать — присутствовали. Больше желающих нет. А ежели найдутся — повторим.

— О! Правильный подход! Так и тут так же. Я думал разогнать дамочек, пустить им петуха красного — и домой. — Я помолчал. — Не получилось. А уж как мы потом домой гнали… до сих пор трясёт.

— Ну вот!.. — Серго прервался, подождал, пока Марта поставит на стол здоровенный кофейник, блюдо с какими-то печенюшками и удалится. — А мы бы как тебе помогли!

— Уж вы бы — да-а-а… — протянул я. — Тогда про нас не заметку бы в газете напечатали, а легенду сложили, зуб даю.

— А что это за тоска, молодые люди? — спросил из-за моей спины голос профессора Гончарова. — Такой прекрасный вечер! Илья Алексеевич, примите тортик, — он поставил на стол круглую картонную коробку, перевязанную розовой лентой, — и давайте знакомиться!

— Господа, позвольте представить, профессор Гончаров Тимофей Константинович, алхимик и целитель, прекрасный игрок в шахматы. А это мои друзья… — я по очереди представил князей, и Гончаров хитро на меня прищурился:

— А вы не так-то просты, Илья Алексеевич! А я-то, старый пенёк, бросился вас перед генерал-губернатором выгораживать, думал — всё, конец казачку пришёл! Хе-хе! Ну, что ж — партейку в шахматы?

— Погодите, Тимофей Константинович, сперва соляночки нашей отведайте. Пойдёмте в дом, там девочки стол накрывают. Прохладно на улице уже.

Посидели мы славно. Князюшки стеснялись профессора и не бухтели, а тот отвёл душу, проиграв три партии, а выиграв двенадцать. Ну и ещё парочку мы с ним в ничью свели. Около девяти Тимофей Константинович начал откланиваться:

— Славно, очень славно, господа! Премного благодарен за компанию, однако позвольте мне удалиться. Мне, видите ли, на сегодня ещё ночное дежурство привалило. Когда родина просит — и профессора дежурят, знаете ли. Надеюсь, ещё увидимся!

Я вышел проводить профессора на крыльцо и попросил:

— Тимофей Константинович, не сочтите за праздное любопытство, я слышал, вам будет поручена лицевая хирургия Лисси Браам.

— М-м-м… это той молодой дамы, с младенчиком? Да, действительно. Собственно, к ней я тоже намеревался заглянуть, запустить некоторые, так сказать, процессы перед непосредственным вмешательством.

— Тимофей Константинович, я вас прошу: если можно, не просто восстановить, а сделать ей такую операцию, чтоб прям красавица получилась. Я оплачу всё, что необходимо.

Он посмотрел на меня внимательно:

— Неужели вы её родственник?

— С сестрой её вместе воевали. Я обещал.

— Ах-х… понятно-понятно. Видите ли, военное ведомство в любом случае оплачивает все расходы…

— Тимофей Константинович…

— Нет, погодите, один вопрос! Илья Алексеевич, а не из-за этого ли вы мне, часом, разок проиграли? То есть, я имею в виду — не специально ли?

— Да вы что! — возмутился я. — Как можно⁈ Это ж шахматы! Какое отношение они…

— Вот и славно! Хе-хе! — Он потёр руки. — Не надо никаких денег, Илья Алексеич. Есть то, что не покупается. Могу я рассчитывать на ваш ответный визит в мою холостяцкую берлогу?

— С удовольствием, как только мне разрешат покидать пределы университета.

— Отлич-чно! Так я вам приглашение пришлю! — Он вытащил из кармашка часы на цепочке, мельком глянул. — Ох, совсем опаздываю! Всё, бегу, бегу, голубчик. Ещё раз спасибо вам за дивный вечер. И не переживайте, всё будет сделано в лучшем виде!

* * *

Ещё три дня выпадало у меня на недельный отпуск, положенный по возвращении. Но совсем дурака провалять мне не дали. Следующим же утром явился посыльный с конвертом, в котором лежало предписание: изложить в письменном виде во всех подробностях доклад об известном мне инциденте (именно такими словами и было написано). И вторая такая же бумага — на хорунжего фон Ярроу.

До сих пор вот это сочетание дико для меня звучит, если честно. Ну ладно. Два часа мы корпели в кабинете, составляя бумагу честь по чести