Голод Рехи - Мария Токарева

Рехи вытянул руку и отодвинул завесу. Он помнил, как Санара дернула его в неизвестность отсыревших стен и как вывела из мрака на свет посреди темноты сырой пещеры – там сияли белые линии. Там ждали Лойэ и Натт. Родные. Милые его. Убежавшие, оторванные из-за его жажды славы.

«Меня вроде не видели, не видели!» – убеждал себя Рехи, но не верил себе. И правильно не верил: он шел к акведуку, но наткнулся на глухую стену. Подушечки пальцев онемели, когда наткнулись на острую преграду из камней, оплетенных сетью черных линий. Знакомое и злое колдовство. Он видел его сотни раз и управлял им сам, вернее, ему позволяли управлять.

– Проклятье!

Глаза защипали слезы обиды и бессилия. В горле застрял крик. Рехи ударил по плитам, перекрывшим последний путь к спасенью.

– Ну за что?! – скулил он, царапая и пиная завал на месте старого акведука. Он приникал лицом к камням и словно слышал голоса, идущие с другой стороны. И ужасался, что там, в пещере, замуровали людей сопротивления, но тут же одергивал себя, воскрешая в памяти картину, увиденную со стены. Лойэ и Санара вывели всех, наверняка вывели и спаслись. Хотя неусыпно охраняемую Инде им пришлось оставить, и его, Рехи, тоже принесли в жертву во имя спасения малознакомого ему отряда. Значит, так и предполагалось, значит, так нужно. Наверняка в сердце Лойэ тоже ныне тлела скорбь. Главное, чтоб это сердце билось.

– Зря стоишь. Там нет никого, – донесся из-за спины слащавый мерзкий голос.

– Я думал, ты сейчас поедаешь трупы. Или тешишься с очередным жрецом, – фыркнул Рехи. Любовницы Саата спустя несколько дней увеселений обычно попадали на стену в его страшной комнате.

– Решил посмотреть на свою великую глупость? Правда думал, что кто-то тебя отпустит? – торжествующе рассмеялся в ответ монстр.

– Не думал. Делал. Я вообще редко думаю, – соврал Рехи, пряча искаженное невыразимой горечью лицо. В последнее время он думал даже слишком часто. О многом, обо всем. И как-то по-новому, как раньше не умел.

– Глупый-глупый отряд глупцов, – рассмеялся Саат, но уголки его губ не приподнялись. Звенящий высокий звук шел как будто из колодца, подобно эху, из-за маски красивого лица.

– Почему ты все-таки отпустил их? – сдавленно поинтересовался Рехи, раз уж представился такой невеселый случай. Зря он надеялся на возможность сбежать, его вновь вели, делая вид, будто «символ» еще свободен. С ним зловеще играли, как с лучшей добычей.

– Они собрали всех, кто сомневался во мне, всех, кто не желал принять меня. Но… отпустил? – Саат вновь рассмеялся. – Нет-нет, я не отпускал. Я послал за ними отряд.

Рехи похолодел. В нем окончательно смерзлась и без того ледяная кровь, холод свернулся кольцом вокруг занемевшего сердца. Замерло все, голос вырывался предсмертным хрипом, но Рехи все же спросил:

– И где же твои воины? Ну, те, которые вышли за отрядом…

Еще хватало силы залихватски дернуть плечами в небрежном жесте неповиновения. Еще разбитая улыбка бесстрашно искажала губы. Саат же свою потерял. Лицо его вытянулось, злобно щелкнули жвала. Но он немедленно заковал себя в броню невозмутимости, смахивая несуществующую пыль с плеча и пресно отвечая:

– На обратном пути столкнулись с ящерами. Досадная мелочь. Такая трата истинной пищи.

– И что с отрядом мятежников? – спросил упрямо Рехи, подаваясь вперед.

– Не надейся. Уничтожен, – отрезал Саат и, развернувшись, ушел. Он щелкнул пальцами, и явились солдаты с алебардами.

Под конвоем Рехи повели обратно и буквально зашвырнули в зал. Он ударился спиной о каменный алтарь. Да так и остался сидеть.

«Не надейся!» – звенели оглушающие слова. Нет, он по-прежнему надеялся. Он знал, как сражается Лойэ, он верил, что Санара – не хуже. Возможно, это они, а не ящеры перебили отряд преследователей. Возможно, кто-то им помог. Оставалось даже не надеяться – слепо верить. И не словам Саата. Сотни раз враги шли на такие уловки, чтобы пробить броню хладнокровия сильнейших воинов. Неопровергнутая ложь частью сознания воспринимается как правда. И из-за этого Рехи трясся от ужаса. Он подтянул колени к груди, застыв на какое-то время, но вскоре вскинулся, выгнувшись, как вывернутое с корнями сухое дерево. Он звал последнего друга: «Эльф! Эльф, ящер ты трехногий! Это правда? Правда, что отряд уничтожен?»

Он верил, что ненадежный союзник ответит честно, потому что Эльф обычно не лгал. По крайней мере, не в таком деле.

«А сам ты как чувствуешь?» – тут же донесся эхом голос в голове.

Рехи замер, таращась на собственные растопыренные пальцы. Куда ж они тянулись? Как будто по-старому искали что-то. Зачем? Бессмысленно! Ведь великая сила оказалась фантомом, как боль в отрубленной конечности. Но Рехи по-прежнему обманывался или на самом деле улавливал отдаленное пение. В нем сливались голоса и тени. Люди строили хижины, разбивали шатры, Лойэ укачивала Натта. Так он придумывал в утешительной полудреме. Но если не придумывал, а устремлялся на далекие расстояния сквозь пустошь?

«Я чувствую белые линии!» – ответил неуверенно Рехи.

«Вот именно. А он их не чувствует. Не верь ему и по возможности ни о чем не говори. Мы тебя вытащим, – заверил Сумеречный. – Но для начала кое-что придется прояснить».

Он исчез, мимолетно рассыпались перья крыльев древнего ворона. Поплыли по воздуху в красном сумраке. Тьма с кровью сливались под гул барабанов минувших баталий. И призраки возрастом в три сотни лет вновь сгущались над Рехи, вновь вползали в сознание. Он спал на жестком камне и видел не сны, не смену бесцветных картинок. Ему явилась Цитадель. Буравили небо руины, разбросанные по высокой горе. Меж обломков пышных статуй выл ветер, обугленные деревья тянули черные пальцы к непроницаемым облакам. И чьи-то невесомые шаги поднимали ядовитую пыль.

«Разрушенная Цитадель. Так вот где мой враг, впервые вижу», – дивился Рехи.

Голод смерти отпечатком давней боли читался в каждой угрюмой линии. Вывороченные чугунные ограды поднимали вверх острые пики. Насаженные на них черепа раскачивались и светили зажженными алыми глазами. И где-то танцевали хороводом конвульсий безголовые истлевшие тела, скелеты с обрывками плоти.

«Это еще не Цитадель. Предместья обители скорби. Гнездо из черных линий немного дальше. В предместьях мы блуждаем долго. Здесь и начался наш путь», – ответил Сумеречный Эльф, и Рехи понял, чьими глазами он видел сон про реальность.

«Здесь? Я думал, там, в пустыне. Когда Митрий возил тебя мордой по песку», – думал он.

«Нет. То случилось после первого боя с Двенадцатым. Тогда я нахлебался этой тьмы из черных линий. Ты видел, кем я стал тогда. Едва не стал, вернее», – замялся Сумеречный. Он