Василий Головачев - Бой не вечен

Ознакомительный фрагмент

– А ты кто будешь, любезный? – в том же тоне полюбопытствовал Панкрат.

– Я начальник УВД города подполковник Скворешня.

– И кто же тебе сообщил, что я не умею работать с людями?

– Слухами земля полнится. Да ты не скалься, как параша, директор рыбзавода тебя не защитит, если что.

– Так бы сразу и сказал, – хмыкнул Панкрат, – что тебе нужен прямой доступ к черной и красной икорке, а я – что кость в горле, не так ли?

– Рискуешь крупно, – покачал головой мордатый начальник УВД. – Не брались за тебя еще по-настоящему.

– А ты возьмись. – Панкрат сдал чуть назад, чтобы развернуться. – Может, что и выйдет. Только и я ведь в долгу не останусь, господин подполковник.

– Ну, смотри…

– Да уж посмотрю. – Панкрат резко взял влево, заставляя всю четверку представителей местной власти отскочить прямо в лужу перед магазином, и поехал по своим делам, сопровождаемый внимательным взглядом монаха.

Однако уговорами давление на него не ограничилось. В дело вступили бандиты, чьи интересы также ущемил Воробьев своей бдительностью и неподкупностью.

Семья Воробьевых не любила традиционных развлечений: посиделок в барах и ресторанах, толкотни дискотек и хождений по театрам, – все ее желания были направлены на воспитание детей, а отдыхать они предпочитали на природе, изредка позволяя себе водить детей в цирк или в зоопарк. В воскресенье одиннадцатого апреля они так и сделали: взяли детей и поехали в городской зоопарк, посмотреть на медведей, волков, лис и на единственное экзотическое животное, достопримечательность зоопарка – бегемота Мотю. Особенно любил наблюдать за Мотей Антон, которого поразила «каменная» туша с огромной пастью.

Вообще, Антон, которому в мае должно было исполниться шесть лет, очень здорово напоминал Панкрата в детстве, и это их родство детских отношений к жизни очень скоро помогло Воробьеву завоевать симпатии малыша. Отцом тот стал звать Панкрата еще прошлой осенью, буквально через месяц после переезда из Брянской губернии в Осташков, и слушался его гораздо охотнее, чем родную мать.

Панкрат, рассаживая детей в кабине джипа, улыбнулся, вспомнив реплику Антона:

– Пап, купи мне водяной пистолет.

– Зачем он тебе?

– Всех мочить буду!

– Всех не надо, – сказал Панкрат, отсмеявшись и подумав, что сын, к счастью, не знает второго смысла слова «мочить».

К зоопарку они подъехали в начале двенадцатого, когда солнышко уже прогрело землю и стало тепло почти по-летнему. Купили входные билеты, прошли на территорию и больше часа бродили между клеток среди таких же любителей животных, в основном детей, а в самом дальнем конце парка, представлявшем собой кусочек леса, на Панкрата налетели трое парней, выждав, как им показалось, самый удобный момент и выбрав самое удобное место. Однако Панкрат был готов к этому нападению, следуя заповедям телохранителя особо важных персон, которыми для него были жена и дети.

В создавшемся положении ему недоступны были ни второй, ни третий уровни охраны, то есть техническая поддержка и предварительный сбор информации, позволяющий предвидеть проблемы и гибко избегать конфликтов, поэтому все свое внимание он сосредоточил на первом уровне – реагировании на непосредственную угрозу и создание препятствий для потенциальных нарушителей спокойствия. Он сразу выделил идущего за ними молодого человека в кожаной куртке и солнечных очках, а когда заметил еще двух таких же впереди, понял, что за ним следили и подготовили встречу. Не стоило тешить себя надеждой, что трое «кожаных», здоровых, коротко стриженных парней тоже пришли в зоопарк для культурного отдыха.

Помня наставления Михаила Васильевича Погребко (как быстро понадобились его советы, прямо мистика какая-то!), что профессиональный телохранитель главный акцент делает на предотвращение нападения на клиента, одновременно продолжая подготовку к отражению готовящейся атаки, Панкрат остановил жену с детьми у вольера с зайцами, сказал ей с подмигиванием: идите потихоньку обратно, я сейчас схожу в кустики, а то живот переполнен, – и быстро свернул в тупик зоопарка, за пустую будку сторожа, с удовлетворением отметив, что вычисленная им троица амбалов в очках не обратила на детей и жену никакого внимания, а сразу кинулась за ним.

Но «клиент» оказался более резвым, чем они себе представляли, хотя и были вооружены кастетами и ножами.

Первого Панкрат встретил «копытом лошади» – ударом в грудь, отбросившим его в кусты перед решеткой забора. У второго сорвал очки и воткнул в глаз палец. Третий попытался зацепить его ножом, получил перелом кисти, взвыл и потерял сознание.

– Кто послал? – нагнулся Панкрат к присевшему и державшемуся за глаз амбалу, сделав свирепое лицо.

Тот вжался спиной в стенку будки, торопливо заговорил:

– Мы обознались… случайно… подумали, что ты один из них…

– Кого – их?

– Конкурентов…

Панкрат замахнулся.

– Говори правду! Язык в глотку вобью!

Парень сполз на землю.

– Абрек приказал попугать… Ходжиев… Аслан Абрекович.

– Кто он?

– Рыбой торгует…

– Передай своему Абреку, что в следующий раз я его холуев не пожалею. Понял?

Здоровяк торопливо закивал, продолжая прижимать ладонь к глазу.

– Панкрат! – послышался из-за кустов аллеи голос Лиды.

Воробьев ткнул пальцем в лоб порученцу Абрека, решившего проучить строптивого начальника охраны рыбзавода, и вышел к ожидавшей неподалеку жене.

– Что ты так долго? – спросила она подозрительно.

– Очередь была, – с улыбкой пожал плечами Панкрат, решив ничего ей не говорить. Конечно, Лида знала о проблемах мужа, возникающих на работе, но, поскольку он выдавал ей информацию дозированно, полной картины происходящего не представляла. Пугать же ее не хотелось, она и так пережила такой удар по психике, что многие на ее месте вряд ли выдержали бы, к тому же Воробьев надеялся со всеми своими трудностями справиться сам.

Домой он ехал в минорном настроении, односложно отвечая на реплики Лиды, что, естественно, было тут же замечено.

– Что молчишь, Воробьев? – забеспокоилась Лида. – Сидишь как в воду опущенный.

– Думаю, – встрепенулся Панкрат.

– О чем?

– Ты знаешь, что в Иране есть закон, предусматривающий смертную казнь за недостойный образ жизни?

– Не знаю. Что, правда? Я считала, что иранцы казнят только за оскорбление Аллаха.

– Точнее – за несогласие с Богом. Вот бы у нас ввести такие законы…

Лида с тревогой посмотрела на мужа, прикрикнула на расшалившихся детей на заднем сиденье, и Панкрат, видя, что жена начинает нервничать, перевел разговор на другую тему: