КОМ: Казачий Особый Механизированный - Ольга Войлошникова

— не поверила Серафима. — С родителями? По семейным делам, наверное?

— В некотором роде. Два раза — с отцом, да. В один отряд завербовались.

— Так вы имеете в виду военную службу? — расширила она глаза.

— Так точно. Три разных точки прохождения контрактов.

— А сколько же вам лет, Илья?

— Двадцать по зиме стукнуло.

— Ничего себе! И прямо приходилось воевать⁈

Я перебрал в голове свои поездки…

— Немножко. Так во сколько удобно будет за вами зайти?

— Может быть, лучше у памятника на набережной встретимся?

Это означало, что меня наглым образом лишат целого часа общения с приятной девушкой — полчаса дороги туда, да полчаса обратно!

— Отчего же так?

— Боюсь, не отпустят меня с кавалером. Папенька у меня строгий.

— Серафима, а давайте я официально попрошу вашего папеньку разрешить нам прогулку. Уж если сам спрошу, то не откажет, я надеюсь?

— Ну не знаю…

— Так мы ж ничего неприличного…

— Все вы так говорите…

Теперь уже я напрягся.

— А кто эти «все», любезная Серафима?

— Да есть тут, — она неопределённо махнула ручкой, — разные… Намёки неприличные делают, улыбаются, а у самих взгляд такой масляный, фу!

— Вы в следующий раз пальчиком мне в оного неприятного ткните, я ему глазки-то попорчу. Сделаем как у китайского мишки.

— Это как?

— А, знаете, — я обвёл рукой область вокруг глаз, — вот тут чёрное всё будет.

Она хихикнула.

— А что есть такие мишки?

— Ага, в Китае, пандами зовутся. Ужасно смешной зверь. Большой, толстый, траву ест.

— Прям траву?

— В Китае растет трава-бамбук, вот он её и ест. Не как наш Потапыч.

Честно говоря, в Китае-то я как раз не был. Но дядья рассказывали.

Болтая о всяких пустяках, мы дошли до здания банка. Действительно совсем недалеко, о чём я даже успел пожалеть.

В банк мы зашли не через центральные вход, а со служебного двора. Серафима предъявила пропуск, и нас впустили.

— Тут, вообще-то, кроме банка куча контор… — мы подошли к двери кабинета. — Вот тут мой папенька сегодня работает.

— Ага…

Но договорить мне не дали.

В ЖИЗНИ ВСЕГДА ЕСТЬ МЕСТО ПОДВИГУ…

Стена коридора метрах в пяти дальше от нас вдруг вспухла взрывом. Пакеты я отбросил, не глядя — куда. Наработанным на фронте движением, закрылся левой рукой щитом, а в правой (сам не заметил — как) появился револьвер. Из пролома выскочила фигура в сером комбинезоне мастерового и направила на меня здоровенный ствол непонятного оружия. Разбираться, что это у него за бандура, я не стал, а тупо снёс выстрелом полчерепушки. Не то чтоб я такой снайпер — стреляю-то почти в упор!

— За мной стой! — крикнул я Серафиме. Впрочем, она вперёд и не лезла. Пискнула испуганно и присела, закрывая голову руками. Вот и ладно!

Из пролома выскочил следующий налётчик. Не останавливаясь, метнулся за шкаф и бросил в нас круглый предмет.

— Пригнись!

Круглая хрень, предположительно граната, отскочила от щита и упала мне под ноги. Я успел сделать два выстрела. Впрочем, промахнулся, когда граната таки рванула. Как в анекдоте — «сильный зверь, но лёгкий» — меня впечатало в Серафиму, перекувырнуло, и вместе унесло назад в коридор к здоровенной кадке с фикусом. Серафимины кульки, которые она испуганно прижимала к себе, естественно, художественно сплющились и размазались по нам обоим. Запахло малиновым джемом.

Всё, ядрёна колупайка, вы меня разозлили!

Шип холода пробил навылет шкаф, за которым прятался незадачливый метатель гранат, и разворотил ему грудь.

— В очередь, сукины дети! В очередь! — и уже тише, Серфиме: — Спрячься за бочку фикуса! Сиди мышкой и не выглядывай. Щас я тут!..

Что «я щас» я сам ещё толком не знал, но оставлять без внимания подобное отношение к своей персоне — это, знаете… Отряхнулся от героически погибших пироженок (везёт нам, а!), подскочил в дыре в стене и с трудом удержал палец на спусковом крючке, увидев в проломе изгвазданного в извёстке городового. Служивый, присев за ящиком, увлечённо палил из табельного пистолета куда-то дальше в коридор.

— Помочь⁈

— Ага, я щас перезаряжусь, и мы их… Ты маг? — кивнул он на голубоватую линзу щита.

— Есть маленько, — я перебрался к нему ближе и скрючился, чтоб не изображать мишень. — А это что за уроды?

— Да хрен их знает, тут пока разбираться некогда. Они все в серых комбезах, как будто с обслуги дирижабля какого. И узкоглазые. Можа буряты, якуты или монголы, а можа хунгузы какие… — он перезарядил пистолет.

— Ну, командуй!

— Давай потихоньку вперёд, и не пали в кого попало, а то наших грохнешь, — как будто бы сам, только что, не палил в белый свет как в копеечку.

— Служивый, щит у меня односторонний — всё что в нас летит, отобьёт, а мы сквозь него стрелять можем.

— Удобно, — оценил городовой.

Ведомые его подсказками, мы прошли коридор, миновали изрешеченное тело грабителя, вышли в операционный зал, о чём свидетельствовала бронзовая табличка на дверях, валяющихся прям у входа в этот зал. Длинные стойки резного красного дерева сейчас покрывала белёсая известковая пыль, повсюду блестели осколки стекла. Посреди зала валялись три тела, предположительно — нападавших, один охранник полулежал, привалившись к колонне и из-под него расплывалась красная лужа. Я выдернул из кобуры тюбик универсального геля.

— На-ка, вколи быстренько потерпевшему! — а сам внимательно сканировал помещение. Может ещё кто из нападавших есть… А ничего так охрана, почти отбились. Красавцы!

Охранник от укола пришёл в себя и забормотал:

— Петрович, они с заложниками в сейфовой! Да брось меня! До дохтуров доживу, вы этих валите, только аккуратнее. Они Семёна и Кешу-кассира убили, — раненый махнул рукой в сторону торчащих из-за стойки ног в начищенных штиблетах, — в сейфе Степан Акинфиевич и Людочка… Бандюгов ещё четверо.

Ни хрена себе, у нас нонеча банды по Иркутску-городу бегают! Я тихонько присвистнул.

— Где сейфовая?

— Я покажу, — городовой подобрал валяющийся у тела убитого Семёна пистолет и, явно намереваясь палить с двух рук, осторожно пошёл к незаметной за стойкой двери.

— Не торопись, — слегка притормозил его я. — Значит так, дверь откроется — я сразу параличом лупану, по площади, мож, кого зацеплю. После уж ты стреляй. Лучше по рукам-ногам, энтих бы живыми взять,