Василий Головачев - Война послезавтра

— Дохлый у нас — это сержант Семён Марин, — пояснил Теребунов. — Лучший снайпер всех времён и народов.

— Вообще-то нам такие спецы не помешали бы, — вдруг изрёк Семёнов, выпятив нижнюю губу. — Может, отпустите парня?

— Мы попробуем прикинуть варианты, — нехотя кивнул Зайцев, удивив одновременно и Пахомова, и командира «Альфы».

Теребунов побагровел, открыл рот, чтобы возразить, и замначальника управления мягко добавил:

— Николай Анатольевич, приказано сотрудничать с коллегами в режиме наибольшего благоприятствования. В конце концов, одно дело делаем — Родину защищаем. Изыщи возможность перевода сержанта Дох… Марина.

Теребунов стиснул зубы, борясь с овладевшими им чувствами, но воля у него была железная, и возражать он не стал.

— Группу придётся расформировать.

— Это уже наши проблемы. Найдём замену. Николай Анатольевич, закончи бумажную волокиту с переводом как можно быстрее. Насколько я понял, это важно.

— Совершенно верно, — кивнул Черняк. — Намечается срочное дело в северных широтах, и майор Пахомов нужен нам уже сегодня.

— Хорошо, я вас понял. — Зайцев кинул взгляд на Афанасия. — Вы свободны, майор.

— Подождите нас в приёмной, — сказал Черняк.

Пахомов встал, картинно щёлкнул каблуками и вышел, ошеломлённый скоростью решения проблемы.

— Получил нагоняй? — сочувственно осведомился адьютант начальника управления, оценив мину Афанасия.

— Да уж, — очнулся он, сделав огорчённое лицо. — Переводят меня… на Север… в пограничники.

— За что?! — не поверил молоденький капитан.

— За превышение служебных полномочий, — серьёзно сказал Пахомов и, кивнув на прощание капитану, направился на выход, ещё сам не до конца осознавая, что посещает управление спецопераций в последний раз.

Москва, Бибирево

27 мая, вечер

Домой его привезли к девяти часам вечера, но впечатление было такое, будто он трое суток просидел в засаде на горной тропе, а потом ещё и воевал с бандгруппой: голова сверкала и дымилась, поясница стонала, ноги гудели.

Поднявшись в квартиру, Афанасий с трудом стащил с себя одежду, доплёлся до ванной и встал под душ.

Облегчение наступило почти мгновенно. Вода действовала на него как на рыбу, выброшенную на берег и получившую возможность вернуться в родную стихию, и он подозревал, что его предками были если не дельфины, то осьминоги точно.

Шёлковый халат, подаренный ему Светланой, скользнул по коже, остудил разгорячённое тело.

Афанасий прилёг на кровать с бутылочкой холодного кваса, предпочитая его всем остальным напиткам. Подумалось с лёгкой грустью: а ведь придётся в скором времени съезжать и отсюда. Интересно, эта кочевая жизнь когда-нибудь закончится? Сколько переездов он совершил за годы после окончания института?

Память выдала цифру семь. Что ж, цифра замечательная, но окончательная ли? Теребунов сказал на прощание, что ему дадут жильё в Королёве, где располагался Центр управления ВГОР, но пока он может пожить и в этой квартире. Пока — это сколько времени? День, неделю, месяц?

Мягко мяукнул телефон.

Вставать было лень, и Афанасий скомандовал браслету айкома, лежащему на стуле:

— Включись на громко.

Зуммер вякнул, раздался вежливый мужской голос:

— Командир, не спишь? Минута есть?

— Дохлый? — удивился Афанасий.

— Он.

— Что случилось?

— Да я балдею, если честно. Мне предписано быть завтра утром в Раменском. Якобы нас с вами переводят в какую-то охрану.

Афанасий улыбнулся.

— Точно, переводят.

— Что это ещё за охрана такая? Мы же боевые мужики.

— Всем охранам охрана, можешь быть спокоен.

— Ладно, коли так. А остальные как же?

— Остальные будут служить с другим командиром, Сеня.

— Но это же… порвижопс! звыняйтэ за грубство.

— Ничего, Сеня, переживут, это обычное дело. Мне их тоже будет не хватать.

— Да я понимаю, приказали — пошли… но хоть что это за охрана всё-таки? Зачем нас туда бросили?

— Ты мне веришь, Дохлый?

— Что за вопрос? — возмутился Марин.

— Тогда поверь, что мы пошли на повышение. Завтра в Раменском познакомлю с новой группой. Никому ни слова!

— Понял.

— Вернёмся — простимся с ребятами как положено.

— Значит, всё серьёзнее, чем я думал. Когда нужно быть в Раменском?

— Я за тобой заеду в семь утра, будь готов.

— Всегда готов, — расстроенно ответил сержант.

Афанасий хотел было сказать, что это по его просьбе снайпера переводят в другую контору, но передумал.

— Не переживай, мир изменчив, то ли ещё будет.

Голос Дохлого пропал.

— Отключись, — бросил Афанасий айкому, снова берясь за квас.

Вспомнилось знакомство с новой группой, состоявшееся на базе ВГОР под Королёвом. База по сути и являлась ситуационным центром всей системы погодного и климатического контроля России, и не все её сотрудники знали, что работают на ВГОР.

Семёнов сначала показал Афанасию сам центр с его гигантским операционным залом, где одновременно мучили мониторы три десятка операторов, затем майора провели по территории, познакомили с «Королём» — установкой, воздействующей на ионосферу планеты и состоящей из пяти сотен антенн разной сложности, рассказали о возможностях системы, раскрыли физические принципы её работы. Под конец экскурсии его, слегка осоловевшего от обилия впечатлений, подвели к трейлеру, ничем не отличавшемуся от грузовых машин этого класса, и сопровождающий, молоденький стеснительный капитан, сказал, просияв глазами:

— А это наша гордость — «Тополь-К».

Афанасий уже знал, что «Тополем» называется мобильная установка, способная возбудить в ионосфере локальные плазменные линзы и пузыри, поэтому с интересом обошёл трейлер со всех сторон.

— Ничего не видать…

— Генератор внутри, — расплылся в довольной улыбке капитан. — Борта трейлера — защита, крыша раздвигается, второй контейнер — в хвосте — кабина управления. Но это уже вчерашний день, хотя мы даже ещё не успели развернуть всю сеть «Тополей».

— Если эта машина — день вчерашний, то что сегодняшний? — полюбопытствовал Афанасий.

— Сегодняшний — установки на самолётах, один — мы назвали его «Коршуном» — уже готов к эксплуатации, завтрашний день — спутники.

— Это вы размечтались!

— Мечтать, так о королеве, — со смехом ответил капитан, перефразировав известную в мужских кругах поговорку.

После этого он отвёл Пахомова в небольшое помещение в левом крыле центрального корпуса, где Семёнов предложил Афанасию подписать Протокол действий при угрозе утечки информации (ему предлагалось решать, уничтожать ли «Коршун» или нет) и представил майору группу, с которой ему предстояло выполнять ещё неизвестные задачи.

Группа оказалась небольшой и состояла всего из шести человек, включая самого Афанасия и Сеню Марина, который должен был присоединиться к ней утром. В её составе было два оператора установок, получивших образное наименование «кнуты»: старший лейтенант Игорь Ривкин и капитан Ширяев, а также сержант Бугаев, исполняющий обязанности охранника, и старший аналитик центра. Когда этот аналитик появился, у Афанасия глаза полезли на лоб: аналитиком оказался Олег Щедрин, ещё утром находившийся в Судиславле.

— Ты?!

— О то ж, — смущённо проговорил Олег, тоже не ожидавший, что, во-первых, попадёт в мобильную группу, а во-вторых, что её командиром станет школьный друг, с которым он только что расстался.

— Ты же хотел остаться в городе.

— Вызвали…

Семёнов, поглаживая подбородок сухими длинными пальцами, посмотрел на одного, на другого.

— Вы знакомы?

— Вместе за одной партой сидели, — признался Олег с тем же смущением.

— Как тесен мир, однако. Впрочем, надеюсь, это не помешает группе выполнять свою работу?

— Никак нет! — вытянулся Афанасий, с внезапным злорадством подумав, что Олегу не удалось окончательно околдовать Дуню умными речами.

С другой стороны, заполучение в соперники бывшего сокашника, да ещё и друга, удачей назвать было нельзя. Но и отступать не хотелось.

— Завтра в десять утра вылет, — сказал Семёнов, изучив бесстрастное лицо Афанасия умными тёмно-карими глазами. — Вопросы есть?

— Один, — сказал Афанасий.

— Слушаю.

— Вопрос личного характера.

— Понял, все свободны, товарищи офицеры, жду завтра на аэродроме.

Переглядываясь, бойцы группы (хотя бойцами Афанасий называл их скорее для собственного удовлетворения) потянулись к выходу. Уходивший последним Олег, бросая на Афанасия подозрительные взгляды, задержался на пороге.

— Ты надолго?

— Не знаю.

— Тогда я тебя не жду. — Он вышел.