"Фантастика 2025-169". Компиляция. Книги 1-24 - Никита Киров

— Он так шутит, что я ему и правда порой по сопатке дать хочу, — Славик усмехнулся.

— Вид у тебя всегда такой. Тем будет лучше. Но должно выглядеть так, чтобы ты не только на Шустрого напал. Будто тебя мы все достали, и я в особенности.

— И как?

— Подумай, Славик. У тебя отец богатый, по заграницам ездил, а теперь — старые друзья от тебя шарахаются, а рядом есть только мы, и больше с тобой никто не говорит. И тебя это достало.

— Ты так говоришь, что я и сам так подумал. Может, так и есть, просто сам себе не признаюсь, — он покосился на меня, но рассмеялся. — Да камон, Старый, угараю.

— Знаю. Ты уже давно доказал, с кем ты.

Впереди были ворота депо, ржавые и помятые. Они были открытые, и Славик нагло заехал на территорию, как начальник. Никто не остановил, охраны не было.

— А у Царевича задачка другая, — сказал я. — Говорить не надо, надо действовать. В самый раз по нему.

— Он, кстати, долго жить будет, — он показал на здание склада, где на скамейке кто-то сидел. — Вон он… да он там не один, лясы с кем-то точит. Погоди-ка, Старый, а это не она?

— Она, — я присмотрелся и удивился. — Ну ладно. Езжай, не смущай его, а мне с ним поговорить надо.

Глава 5

Таким весёлым Царевича мы видели редко. Обычно он всегда серьёзный, аккуратный, вечно носит выглаженные рубашки, даже если просто зашёл вечерком в гости попить чай.

Не, конечно, он же не робот. Он и шутит, и смеётся, но на фоне весёлого Шустрого Руслан всегда смотрелся излишне взрослым, хотя Борька был старше его почти на год.

Сейчас же Царевич выглядел непривычно. Он был одет в робу: в бушлат с эмблемой «МПС» на плече, грязный, зашитый в паре мест и вытертый, под которым была хэбэшная куртка, и штаны со светоотражающей полосой, заправленные в высокие ботинки. Вязаная шапка сбита набекрень, на скамейке рядом с ним лежали рукавицы-верхонки, тоже перемазанные. В голых руках он крутил пачку сигарет и зажигалку.

С виду типичный слесарь из депо, только лицо и руки чистые, где-то помыл. Он работает в цехе ремонта, и там нужно постоянно залезать внутрь локомотивов, где всё в масле и мазуте, все так ходят в рабочее время. Это же тепловозное депо, тут всё залито этим мазутом и машинным маслом, даже в воздухе это будто чувствуется. И я ещё молчу про креозот, которым пропитаны шпалы.

Тут даже ходить надо аккуратно, чтобы не наступить, куда не следует, как на минном поле. Видно, что хоть повсюду и лежит свежий снег, но там, где кто-то проходил, следы чёрные — под снегом разлита чёрная липкая жижа, которую потом ничем не оттереть от подошв.

Царевич был не один. Они сидели у одноэтажного склада, на скамейке, перед которой стояла самодельная жестяная урна для окурков размером со снаряд для гаубицы.

Рядом с Царевичем сидела кладовщица в телогрейке — не девчушка и не тётка в возрасте, а молодая стройная женщина лет около тридцати с небольшим.

На ней мужская роба не по размеру, но на ней сидела хорошо, спецовка фигуру не прятала. Тёмно-русые волосы выбивались из-под шапки. Лицо не накрашено, но черты лица приятные, она и без этого смотрелась хорошо. Да и то, что она улыбалась, делало её привлекательнее.

Хотя понятно, что это деповская. Это не клубная девочка, с которыми постоянно ходит Слава Халява, эта и поругаться может, и за себя постоять. Но сейчас она довольная.

Кончик носа и щёки чуть покраснели — холодно. Украшений нет, но какие украшения — на работе же.

Когда она смеялась, было видно ровные белые зубы. Сидела по-свойски, закинув одну ногу на другую, а Руслан ей что-то с увлечением рассказывал. Она тронула его за рукав, мол, перестань, но рука задержалась.

Да и взгляд у неё. Может, от кого-то они и замаскируются, но не от меня. Да и наверняка все кладовщицы об этом сплетничают, как и половина депо. Хрен утаишь такое.

Но таким довольным Царевича я видел редко, даже взгляд у него горел.

— Здрасьте, Ирина Фёдоровна, — поздоровался я.

— Здравствуйте, Андрей, — она чуть нахмурила лоб, вспоминая, но вспомнила верно. — Вы, ребята, все так вместе и ходите.

— Конечно. А как ещё?

— И правильно.

— Здорово, Андрюха! — Царевич затушил окурок о край урны и поднялся. — Ладно, пойду тогда.

— Спасибо, Русик, — Ирина поднялась и отряхнула штаны. — Ты нам очень помог. А то эти ящики в проходе стояли. До свидания.

Она открыла дверь кладовой, выпуская клубы пара оттуда. Донеслась песня «Ясный мой свет» из стоявшего на столе магнитофона.

— Да это, тут попросили ящики перетаскать на складе, — Царевич потёр затылок, глядя на меня. — Тяжёлые же, сам понимаешь. Вот и пришёл.

— Понимаю, Руся.

Руслан присмотрелся ко мне внимательным взглядом и догадался, что в действительности я понял.

— Да тут… она… Шустрому только не говори, — обречённо добавил он, понимая, что я всё увидел.

— Да ты меня за кого держишь? Ты сам-то чего паникуешь с бухты-барахты? Ты же наш снайпер, у тебя нервы толщиной с канат. Тебе спокойным надо быть.

— Да… ну сам посуди, а то… Так-то тебе хотел сказать тогда в кабаке, — произнёс Царевич, — да тут проблемы навалились, не до этого стало.

— Бывает. А есть место, где поговорить можно, если время есть? По делам надо потрещать с тобой.

— Есть-есть. Пошли на реостат, там никого.

Чего он смутился — понятно. Ему двадцать, ей тридцать три, если не путаю, и есть сын-подросток. Обычно, в таких организациях работают или совсем молодые девчонки, или тётки в возрасте, а она выглядела в самый раз, вполне себе отлично, чего Руслан на неё и запал. Ну а сам он парень видный, непьющий и работящий, ещё и ответственный, да и выглядит старше своих двадцати.

Но смущался он совсем не из-за разницы в возрасте.

Ирина — вдова прапорщика Иванова, погибшего в прошлом году в Гудермесе. Прапор у нас был вредный и требовательный, но своё дело знал.

Он не был нашим земляком, Иванов откуда-то из-под Ростова, но часто ездил