Василий Головачёв - Катарсис. Том 2

Изучив все полученные документы, Дмитрий уже согласился было на участие в «операции по исправлению» братьев Коротковых, когда Мих-Мих передал ему еще одну папку с материалами о деятельности на территории Вологодской губернии сект Братства Единой Свободы. Прочитав эти материалы, Дмитрий твердо решил начать свою работу в КОП с ликвидации храмов БЕСа.

Эти храмы нельзя было назвать сатанинскими. Их адепты не совершали ритуальных убийств, как настоятели «Ордена дьявола» под Хабаровском или пастыри Братства Новых Протестантов в Калужской губернии, но ученики БЕСа в течение короткого времени переставали общаться с родными и близкими, продавали или передавали квартиры и имущество учителям и становились послушниками Братства, исчезая за стенами храмов. К чему могли привести такие закрытые сектантские сборища, было известно: еще свежи были в памяти коллективные самосожжения и гибель тысяч последователей подобных сект на Украине, в Латвии, в Хабаровском крае России и за рубежом — в Африке, Южной Америке и в Австралии.

Конечно, Дмитрий осознавал, что деятельность КОП противозаконна, хотя и преследует благие цели, однако посоветоваться ему было не с кем. Наиболее близкие люди — отец и мама — наверняка не одобрили бы его решения, а ставшая близкой Диана сама работала в КОП.

С Дианой он теперь встречался регулярно, по два раза на дню, если позволяло время, а на субботу и воскресенье она вообще осталась у него, мгновенно превратив холостяцкую квартиру Булавина в уютное семейное жилище. После случая на набережной, когда Дмитрий спас женщину от увечья, будто что-то вспыхнуло в ней, пробудило интерес к жизни, и Диана с энтузиазмом принялась строить с Дмитрием воздушные замки совместных планов и замыслов — от поездок к морю до строительства дома на берегу Сухоны, что не могло не радовать Булавина, влюбленного по уши в эту удивительно целеустремленную и независимую женщину, закованную до их встречи в броню гордости и самоуверенности.

В воскресенье шестого августа они выбрались в ресторан-клуб «Натали», принадлежавший подруге Дианы, в котором Симон Калабриади появляться не решался, так как его здесь не любили и однажды уже выбрасывали на улицу, затем погуляли под луной по аллеям парка Ветеранов труда, провинциального и тихого, оставшегося неосвоенным игорным бизнесом, и снова отправились на квартиру Дмитрия, предвкушая вечер вдвоем. Оба не подавали виду, но радовались, что вечер прошел без инцидентов и что им нигде не повстречалась компания Симона.

Дома они по очереди искупались в ванной, соблюдая преувеличенно любезный этикет, затем открыли шампанское, поставили в гостиной столик с фруктами и ягодами, но долго принятого тона не выдержали, и все закончилось взрывом страсти, до сих пор изумлявшей Дмитрия. Диана в такие минуты превращалась в трепещущую от любого прикосновения, покорную и неистовую одновременно, легко возбудимую женщину, готовую на все ради своего повелителя. Если бы Дмитрий не знал железного характера Дианы, способной сдержать любой порыв сердца, он бы назвал ее нимфоманкой. Однако о таких вещах он предпочитал не думать и поведение любимой женщины не анализировал. Им обоим было одинаково хорошо, и этого было вполне достаточно.

Потом они все-таки пили шампанское — при свечах, испытывая непередаваемое чувство близости и тайны, принадлежащей только им двоим, и слушали музыку Вивальди, любимую Дианой.

— Знаешь, — сказала женщина, в глазах которой мерцал огонь свечей, — иногда мне кажется, что я сплю и все это мне снится. Ты веришь в сны?

— Пожалуй, нет, — качнул головой Дмитрий, также завороженный трепетным светом свечей. — Я отношусь к ним философски и считаю, что сны — это вид обработки информации на грани сознания и подсознания.

— А в магию веришь?

— В магию верю. Об этом сейчас пишут многие, и хотя большинство материалов спекулятивно, кое-что рациональное вытащить можно. В нашем роду, например, существует предание, что предки Булавиных были ведунами и свободно владели тем, что сейчас называется магическим оперированием. Я и сам иногда чувствую в себе силы и возможности через движение изменять реальность. Только не знаю, как это отразится на окружающих. Приходится сдерживаться.

— Когда ты бился на мечах, тоже сдерживался?

Дмитрий задумался.

— Не помню. А что?

— Просто ты был как ураган. Даже Паша Быстров, занимающийся фехтованием на мечах профессионально, растерялся под твоим натиском. Я считала: ты пропустил всего два удара.

— Просто я владею элементами живы — темпом и пустотой.

— Я уже второй раз слышу от тебя это слово — жива, может быть, объяснишь, что это такое? Комплекс упражнений, система рукопашного боя?

— Жива — это боевая магическая система наших предков — праславян, основанная на топологическом преобразовании пространства движений при вхождении в измененные состояния сознания и на создании сферы адекватного ответа. Всего уровней живы шесть, я владею четырьмя.

— А когда овладеешь всеми шестью — станешь магом?

— Нет, — улыбнулся Дмитрий. — На Руси такие люди назывались Витязями, это лишь одна из ступеней лествицы — уровней духовного роста, преодоление которых ведет к искусству управления миром через доброе отношение к нему.

— То есть к магии?

— Можешь называть это искусство магией, хотя я больше люблю русское слово волхвование.

— А каких магов на Земле больше, злых или добрых?

— Добро и зло — это лишь отражение нашего восприятия природы и отношения к людям…

— Тогда злых больше, судя по тому, что творится в мире. Недаром говорится, что без зла не было бы и добра.

— Неверно. Когда-нибудь человечество перестанет рожать хищников, рвущихся к власти и сеющих зло, и мы убедимся, что возможна совершенно иная система этики.

— Нас тогда уже не будет.

— Я говорил образно. К чему ты завела этот разговор?

— Вспомнила случай на даче. Ты все равно не поверишь.

— Расскажи.

Диана зябко повела плечами, придвинулась ближе.

— Я тебе как-то говорила, что у меня есть дача на Сухоне, километрах в двадцати пяти от Вологды. Было это два года назад, я тогда ничего не боялась и часто ездила туда одна. Приехала в ноябре, взяла маленький топорик и пошла вечером в лес нарубить елового лапника. Им хорошо молодые яблоньки от зайцев укрывать. Срубила нижние ветки, думаю, ну еще пару верхних срублю и пойду. Замахнулась топором… а он в воздухе повис! Будто его кто-то придержал!

Диана подозрительно вгляделась в лицо собеседника, пытаясь понять, как он относится к рассказу.

— Чего улыбаешься? Думаешь, байку придумала?

— Ничего я не улыбаюсь, — запротестовал Дмитрий. — Это тени от свечей по лицу бродят. Что дальше-то было?

— Ну, я топор отпустила, он повисел пару секунд в воздухе и на землю упал. Огляделась — никого, а чувство такое, словно кто в спину смотрит. Мне не по себе стало. Схватила топор, попятилась, в малинник залезла, а рядом ель вековая лежит с вывороченными корнями. Глянула, их тут с десяток таких, и все лежат по кругу корнями навстречу. Зашла в этот круг и оцепенела. Не знаю, что это было, гипноз не гипноз, сон не сон, только слышу — шум начинается в центре круга, топот копыт, крики, удары металла о металл — прямо настоящее сражение! Ну, я опомнилась и деру!..

Диана замолчала, добавила со смешком:

— Прибежала на дачу — ни топора, ни лапника. Потом, правда, топорик нашла днем, но до сих пор помню, как мне было страшно! Что со мной случилось, как ты думаешь?

— Ты попала в нечистое место, — серьезно сказал Дмитрий. — На Земле существуют выходы неизвестных науке излучений или сил, как говорят в народе. Вот ты и набрела на одно из них. Любопытно было бы взглянуть на то место.

— Можем поехать на дачу в любой момент.

— Тогда решено, в следующую субботу едем.

— Честно говоря, я в сверхъестественные силы не верила, глупостью их считала, пока сама не испытала их действие на себе.

— Сверхъестественные силы — не глупость, а объективно существующая реальность, данная нам в ощущениях. Это скорее ученых, отрицающих непознанные явления, можно назвать глупцами. Особо отличившихся в отрицании я бы вообще премировал — за выдающуюся глупость!

— Такие премии уже существуют на Западе. В Гарвардском университете даже вручаются дипломы тем, кто сделал не нужные никому изобретения.

— Это какие имеются в виду?

— Например, я помню, что первой премии был удостоен какой-то бельгиец, составивший социологический портрет любителя пончиков. Или как тебе нравится лауреат, выяснивший типы посуды, предпочитаемые американцами при сдаче мочи на анализ?

— Идиот! — с чувством проговорил Дмитрий.

— Еще я помню, что в прошлом году лауреатом «антинобелевки» стал наш соотечественник за модель огнемета для поражения автоугонщиков.