Железное золото - Пирс Браун

этим детям есть дело до тебя? Думаешь, они вырастут и тогда отнесутся к тебе с вниманием? Для них ты всего лишь оружие.

– А для тебя? – спрашивает Вольга. – Если бы я не была оружием, ты бы не держал меня при себе.

– Ну, я уж точно держу тебя при себе не для разговоров.

По взгляду Вольги я понимаю, что в конце концов зашел слишком далеко.

Что-то ломается. Что-то важное.

– Вольга…

Она отступает на шаг. Нерешительно тяну к ней руку, будто для поддержки. Но потом опускаю руку, и Вольга это видит. Она разворачивается и выходит. Дверь номера хлопает. Она ушла. И в глубине души, под холодной волной золадона я понимаю, что на этом наша совместная история окончена.

Снова один. И к лучшему.

Я покидаю номер отеля вскоре после ухода Вольги. К себе не возвращаюсь – опасаюсь, как бы разведка республики или Горго не нанесли визит. Вместо этого я вдруг оказываюсь на улице рядом с домом Киры и смотрю вверх, на стеклянное здание. Оно будто колышется в небе, как кусок веревки на конце воздуховода. Я хотел посмотреть, где жила Кира. Не знаю зачем. Возможно, для подведения итогов. Вероятно, увидев, как она жила, я смогу понять, почему она воткнула нож мне в спину. Но внутрь зайти не получится. В холле стоят сканеры сетчатки глаз, и в здании есть частная охрана.

Так что я стою на улице под дождем, глядя на здание и размышляя, из какого стеклянного окна выглядывала и никогда больше не выглянет Кира, и понимая, что я никогда на самом деле не знал ее. Ни ее, ни Дано. Потому что я держал их на расстоянии, ограничиваясь поверхностным общением, и они платили мне тем же.

Я иду по улице сквозь пар, поднимающийся от канализации, минуя лес торговцев лапшой и продавцов биотеха, зазывающих прохожих. Они транслируют калейдоскоп секс-рекламы через голографические вещатели, восседающие у них на плечах, словно металлические горгульи. Я шагаю давним маршрутом, которым мы с Триггом возвращались с Променада, мимо Гравитационных садов и на юг, к неказистому Старому городу. Решаю идти еще дальше, чем мы ходили вдвоем, и продолжаю бродить до раннего утра, достаточно долго, чтобы увидеть, как ночная стража сменяется дневной. Наконец улицы омывает туманный, розовый, долгий восход.

Когда город просыпается, я завтракаю кофе и вязкой лапшой с корицей у одного из моих любимых старых киосков рядом с верфью и кормлю чаек, как это делал Тригг. Внизу, в водах моря Ясности, большие роботы-уборщики собирают мусор. Потом я ловлю такси и еду к себе на склад. В одной из приватных комнат другой стройный робот с руками-грузоподъемниками ставит металлический ящик на стол и оставляет меня одного. В ящике мои собранные в дорогу сумки. Две, из лоснящейся черной кожи. Удивляюсь, как угнетающе действует мысль о том, что эти сумки – все, что я нажил. Вор, у которого нет ничего стоящего. Звучит как скверная шутка. Возможно, именно это я искал. Шанс начать с чистого листа. У меня нет ничего, кроме стопок жестких пластиковых купюр в сумках, нескольких удостоверений личности и накладок с ДНК, двух костюмов, двух пистолетов и запаса таблеток золадона. Я кладу их в карман, но пока не глотаю.

Я беру такси до частного скайхука – парящего в трех километрах над городом порта в форме звезды. Предназначенный для богатых и знаменитых, он подвешен на гравилифтах; здесь достаточно места для швартовки десяти частных яхт. Нанимать частное судно оскорбительно дорого, но мне нужно быть при оружии, а значит, коммерческие рейсы отпадают. Меня высаживают на верхнем уровне порта рядом со стойкой регистрации. Такси съезжает с бетонной летной полосы и снова ныряет в поток наземного транспорта, оставляя меня в месте, похожем на парк над облаками. За стойкой регистрации стоит стильная розовая в белой форме, сдвинутой назад фуражке и шубе. Я дрожу в разреженном воздухе.

– Добрый день, гражданин. Добро пожаловать в «Зефир транс-терестриал». Вы желаете зарегистрироваться на сегодняшний рейс?

Опустив руку в карман, я натягиваю на палец одну из прозрачных накладок ДНК. Делаю вид, будто облизываю палец, и провожу им через устройство для отбора проб.

– О, мистер Гарибальди! – Она любезно улыбается, пока ее компьютер регистрирует одно из моих фальшивых удостоверений личности. – Мы очень рады видеть вас сегодня. «Ветер Эвридики» будет готов принять вас на борт через тридцать минут. Пилоты проводят предполетную проверку.

– Я первый прибывший пассажир?

Розовая сверяется с полетным листом:

– Да, госпожа Бьорл еще не прибыла.

– Сообщите мне, когда она появится.

– Конечно. Вы можете улететь в любой момент после завершения предполетной проверки, но мы будем рады, если до того вы воспользуетесь нашими всепланетно известными услугами в терминале. – Она отправляет со своего датапада голографическую карту; мой датапад принимает ее. – Как вы можете видеть, у нас имеется два спа-салона, а также бассейн с морской водой, капсулы альтернативной реальности, ожидающие гостей массажисты и персонал удовольствий. Также у нас есть игровая комната, два зала ожидания повышенной комфортности – сумерки и небо…

Я следую за посыльным, который относит мои сумки в хорошо укомплектованный бар. В углу залитого рассветным солнцем помещения играет на рояле музыкант. Устраиваюсь на барном стуле, обтянутом кремовой кожей, спиной к смотровым окнам – за ними облака и жутковатое розовое небо – и смотрю на дверь, ожидая, когда в дверном проеме возникнет массивная фигура Вольги. Другие пассажиры приходят и уходят. В основном это золотые и серебряные, и их разговоры звенят, словно прикосновение ложечки к превосходному фарфору. Я узнаю нескольких актрис и пару знаменитых гонщиков. Вскоре их голоса начинают казаться мне комариным жужжанием, раздражающим и вызывающим клаустрофобию. У меня начинается золадоновая ломка. Но я все равно не принимаю следующую дозу.

Я трижды заказываю выпивку, но Вольга так и не появляется. Ухожу на яхту, знакомлюсь с капитаном-синим и экипажем, оставляю сумки в спальных каютах. Стюардесса готовит мне водку с соком личи, и я жду Вольгу в салоне. Час. Потом еще два.

К полудню наконец перевариваю тот факт, что Вольга не придет. Я совершенно потерян. Меня переполняет не боль, к которой я привык, а глубокое одиночество от осознания того, что достиг дна. Теперь буду болтаться один с двумя сумками. Дружбе настал конец под бубнеж голографических новостей и хлопанье двери. Новая порция водки с личи вдруг кажется мне безвкусной. В салоне отсутствует сила тяжести, и от этого жутковато. Бронируя судно, я попросил капитана во время предполетной подготовки выставить