Геном хищника. Книга пятая - Евгений Александрович Гарцевич

стороны, согнулся и завопил, ведя головой с Купера на меня. Зафиксировался и почти взлетел, резко сократив расстояние. И рукой взмахнул, растопырив пальцы, пустив в мою сторону ударную волну. Я нырнул на землю, пропустив волну острого воздуха по волосам, ударил навстречу «Аурой страха» и хотел было уже скрыться между сараями, как заметил Сапёра, бегущего из дома. В руках у него была охапка противопехотных мин, похожих на пятидесятые «монки».

— Держи его! — завопил Сапёр. — Хватай суку, будем спать укладывать!

В тот момент я не успел задуматься, о тонкостях этого гениального плана, но тело отреагировало быстрее. Я развернулся и вместе с повторной «Аурой страха» активировал «Спринт». Влетел в простыню, как в пододеяльник в момент его замены, и начал бить. Куда бил, понимал не всегда: то в мягкие и упругие тряпки, то в жёсткую и острую кость. Фрик хлопнул ударной волной, пытаясь отбросить меня, но я вцепился в «простыню», с треском оторвал кусок, но на ногах устоял. В голове гудело, из ушей шла кровь, и будто через вновь вернувшуюся тишину, ещё и вместе с ватой, донёсся крик Сапёра: Вали его!

Сбоку мелькнул Купер, как заправский регбист, бросившийся в ноги фрику. И я ударил, и ещё раз, и мы, наконец, его свалили. Тут же подскочил Сапёр, рассыпав мины в нашу сторону, и сам воткнул первую острыми ножками в землю, зацепив при этом часть тряпок.

— Не-е еоунет, — всё ещё сквозь вату в ушах донёсся резонный вопрос Купера.

Что ответил Сапёр я не услышал, только щёлкали со всех сторон мины, которыми, как степлером припечатывали простыню по контуру. А я держал, продолжая бить фрика, в надежде сбить ему «дыхалку».

— Бее-жиим! — завопил Сапёр, поднимая руку с электродетонатором.

В голове всё это укладывалось плохо. Но мозг всё-таки успел заметить, что на всех минах надпись: «к противнику» обращена в нужную сторону. И ещё я почувствовал шакрасика, спокойно наблюдавшего за нами с крыши сарая. А потом активировал «Спринт»!

Глава 6

Очнулся я от чего-то мокрого, горячего и шершавого, что старательно тёрло мне нос и щёки. Но это я так — скорее осознал, что живой. Прям очнулся и резко подскочил, когда уже совсем не мягкое цапнуло меня за кончик носа.

— Больно, блин! — фыркнул я, отмахиваясь от шакрасика. — Но хорошо, значит, живой.

Я открыл глаза, не сразу поняв, почему темно, и поёрзал, также не понимая, почему так тяжело чувствуются ноги. Я точно не ослеп, и конечности точно при мне. Спина болит, в голове будто бы опять сотрясение, но либо я уже привык к такому и адаптировался, либо слабо ударило. Огляделся, всматриваясь в окружающие меня тени. Темнота не абсолютная, проблески солнечных лучей нет-нет, да и проглядываются. А то, что давит на ноги и кроет со всех сторон похоже на мешки. Плотные, набитые вонючим, демоническим комбикормом, но даже вполне мягкие.

Растолкав несколько штук, я открыл доступ к свету, падающему через перекошенный дверной проём. Посмотрел на часы, точное время, когда мы схлестнулись с фриком, я, конечно же, не запомнил, но по ощущениям в отключке я был не больше получаса.

— Окей, Аркаша, какой статус?

«Контроль реципиента находится на уровне шестидесяти процентов, — ответил помощник, а я порадовался, что со слухом всё в порядке, — и постоянно снижается. Базовый показатель будет достигнут через двадцать три минуты».

— Сколько осталось до кризиса?

'В случае поддержки организма в состоянии покоя, кризис наступит через девятнадцать часов, тридцать восемь минут, двадцать две секунды, — отчеканил Аркадий, предварительно уколов запястье для анализа.

— Почему так мало? — удивился я. — Состояния покоя в последнее время вообще не было!

«Резистентность организма к травмам и физическим потрясениям на данном уровне развития пагубно влияет на защиту реципиента от поглощения донором», — без запинки и практически без пауз оттараборил Аркаша.

— Иными словами?

«Иными словами, чем больше травм получает реципиент, тем хуже на это реагирует донор. В этом случае он стремится перехватить контроль, считая, что справится лучше. Грань между чувством опасности, готовностью вступить в бой и получением излишних травм очень тонка. Вероятно, вы получили ряд повреждений, несвойственные естественному образу жизни вашего донора, — отчитался Аркаша, — я вижу повреждения мягких тканей и кожного покрова, частично затруднена работа суставов. Вы получали повреждения, несвойственные для шакраса?»

— Конечно, нет. Что за вопросы такие? Моё тело — храм для этого привереды.

Вот ведь гад! Драться, значит, он любит, а получать нет. Подумаешь, пару раз всего взрывной волной окатило… Нет, конечно, это логично. Получать-то никто не любит…

Ладно… Надо будет придумать, как нарываться и при этом огребать только «естественные» для его образа жизни люли. Взрывы, получается, мимо. С водой мы вроде разобрались, остаётся ещё огонь. Потом падения с высоты. Насчёт ядов, кислоты и химических ожогов не всё ясно, скорее всего, полно таких гадов шакрас на своём пути встречал. Что ещё? Лазеры? Плазма? Радиация…

Шутки-шутками, но с коротким таймером обидно получилось. Я выбрался из-под завалов и, щурясь на ярком солнце, вышел во двор. Точнее, в то, что от него осталось. В том месте, где мы заминировали фрика, всё было перекопано. Ямки, лунки, немного тряпок. Что-то там ещё продолжало дымить, по цвету и запаху напоминая горящие покрышки. Возможно, ткань была с какой-то пропиткой, но об этом мы никогда не узнаем. По крайней мере, надеюсь на это.

Одними дырами в земле, бардак на безе «Искателей» не ограничивался. Погудели мы ночью сильно, но если я, в основном, окна побил, то Купер с Сапёром за свою проходку умудрились даже грузовики под навесом побить. Походная кухня — в хлам, её и осколками от мин посекло, и во время штурма пара «Искателей» за ней пытались прятаться. Целых стен не было вообще, пройти так, чтобы не споткнуться или не испачкаться, тоже было каким-то квестом. В принципе, даже сжигать здесь уже нечего, восстановлению не подлежит. Единственным целым предметом выглядела клетка безумного фанатика.

— Проснулся? — сбоку донёсся уставший голос Купера.

Он сидел на земле, откинувшись спиной на стену сарая. В руке у него был пузырёк с «Живинкой», а на земле валялось ещё несколько пустых. Знакомая картина — как-то помню, он в отеле так обнимался с мини-баром вылакав всех «мерзавчиков», как он их называл.

— Парни целы? — спросил я, показав ему средний палец.

— А