Эвис: Неоднозначный выбор - Василий Горъ

Клещу плевать на всех, включая короля! — криво усмехнулась одна из девиц. — Его мать из Биеров, и он приходится какой-то там родней главе Разбойного приказа!

— И что с того⁈

— Как это «что»? — загомонили девушки. — В прошлом году, ссильничав дочку мельника из Холмово, не достигшую возраста согласия, он отправил Чумной Крысе четверку белоснежных гельдцев[4], а потом обвинил ее отца в краже и повесил!

— В позапрошлом попортил сразу двух дочерей олунгского булочника — и тоже ничего!

— Да он половину манора перепортил! — равнодушно буркнула белобрысая и статная, явно с примесью торренской крови, девушка лет восемнадцати. — И не только девок — вон-а, в начале весны, грят, жену старшего мытаря подмял по пьяни и ничего! А зимой вааще забавлялся с первой меньшицей начальника городской стражи…

Пока девушки пересказывали «подвиги» этого самого Клеща, наследник престола потихоньку багровел. Причем одновременно от гнева и от стыда. А когда истории иссякли, и девушек снова начало охватывать отчаяние, с мольбой посмотрел на меня.

Я отрицательно помотал головой, запрещая ему называть свое настоящее имя, а затем заговорил сам:

— Этого вашего Тимо можете не бояться: если Тарг сказал, что отправит вас в свой манор, значит, десятины через полторы-две вы там и окажетесь.

«Торренка» посмотрела на меня взглядом, полным неизбывной грусти:

— Спасибо за желание помочь и вам, арр, но под Клещом не только вассалы арра Глонта, но и вся городская стража, Олунгский Разбойный приказ, пять сотен воинов из Дитренской тысячи, наемники и мытари!

Тут не выдержал Сангор:

— В самом начале весны нашему роду объявило войну посольство Хейзерра. Эта война закончилась Первым Весенним Ненастьем, во время которого ВСЕ хейзеррцы, имевшие хоть какое-то отношение к нападениям на нас, БЫЛИ УБИТЫ!

— А самая выносливая хейзеррка, как-то пережившая… э-э-э… внимание арра Нейла, была отправлена к Геверу Гленну с соболезнованиями! — хохотнул развеселившийся принц. — Что интересно, с тех пор прошло два месяца, но Похотливый Старикашка до сих пор не прислал королю Зейну даже возмущенного письма!

— Так вы те самые Эвисы, которые… — оглядев всех нас по очереди, недоверчиво начала самая старшая из девиц, черноволосая и голубоглазая красавица лет двадцати. Потом наткнулась взглядом на Найту и сглотнула: — Ага, те самые: вот и аресса в костюме торренской наемницы!

— Аресса Найтира по прозвищу Метель! — с настоящей гордостью и в голосе, и в эмоциях представил Дарующую принц. — Одна из трех инеевых кобылиц, которых объездил Нейл Повелитель Ненастья!

— Она самая! — подтвердила моя Тень. — И раз мой муж сказал, что Тимо Клеща вы можете не бояться, значит, так оно и есть…

…Несмотря на полученное обещание, в середине следующего дня девушки подъезжали к Олунгу, сотрясаемые нервной дрожью. Увидев на воротах мытаря и десяток воинов в цветах Глонтов, опустили взгляды, вжали головы в плечи и постарались сделаться как можно незаметнее. Чем, естественно, привлекли к себе внимание доброй половины вояк.

— О-о-о, какие девчушки! — заулыбалась щербатая орясина с не единожды перебитым носом и порванной нижней губой, потом заметила, что «девчушки», собственно, не одни, и грозно нахмурила брови: — Хто такие? Куда претесь?

Сангор, оказавшийся к нему ближе всех, неторопливо выпростал левую ногу из стремени, от всей души вбил каблук сапога в челюсть недоумка, а затем уставился в глаза дернувшемуся десятнику взглядом, ненамного более теплым, чем у Найты:

— Вы так приветствуете всех гостей города, или исключительно Нейла ар Эвис по прозвищу Повелитель Ненастья⁈

Не знаю, что именно обо мне слышал этот десятник, но его эмоции полыхнули диким ужасом:

— М-мы… мы так не при— … приветствуем вааще никого, арр! Это он-а, придурок Михан, сам! И за енто бу— … будет наказан… батогами!!!

Сангор задумчиво оглядел бездыханное тело десятника, затем его подчиненных, нехотя убрал десницу с рукояти меча и недовольно поморщился:

— Что ж, вам повезло. Что дальше?

— Э-э-э, а скока вас… ну-у-у, всего? — подал голос мытарь.

— Арр Нейл, его супруга, восемь воинов сопровождения и сорок девиц.

Мытарь закатил глаза, видимо, попытавшись сосчитать, сколько с нас причитается, но получил локтем в бок от десятника и ойкнул. А сам десятник гостеприимно повел рукой в сторону захаба и «ослепительно» улыбнулся щербатым ртом:

— Добро пожаловать в Олунг! Можете проезжать!

— Ничосе! — потрясенно выдохнула «торренка» уже по ту сторону стены, наткнулась на насмешливый взгляд Террейла и несмело улыбнулась.

Найти мальчишку, жаждущего проводить нас к Разбойному приказу, оказалось несложно: стоило Сангору подкинуть на ладони пару-тройку медных монет, как рядом с ним возникла целая стайка поджарых, жилистых, явно недоедающих, но очень целеустремленных подростков. Услышав, что именно нас интересует, старший, как ни странно, оказавшийся самым мелким, отправил с нами сразу пару «подчиненных». Одного в качестве проводника, а второго приставил к нам на все время пребывания в «его» городе.

Мысленно повеселившись серьезности его подхода к зарабатыванию денег на приезжих, я коротко кивнул «главе», показывая, что подтверждаю негласный договор, и поехал следом за проводниками. А уже минут через десять оказался перед самым крупным зданием Олунга, в котором, как нам рассказали словоохотливые мальчишки, располагалось сразу все городское присутствие: на первом этаже — Разбойный приказ, на втором — Ночной, на третьем — логово Клеща, а на четвертом — Почтовый, голубятня и гильдия наемников. Впрочем, о том, что в этом здании постоянно кипит жизнь, можно было догадаться и без подсказок. У здоровенной коновязи было привязано десятка три лошадей; справа от центрального входа стояло аж восемь небольших, но не таких уж и дешевых карет; а на площади, в центре которой, кстати, располагалось Лобное место, шарахалось вряд ли меньше пятой части населения города.

Появление нашей кавалькады не могло не вызвать интереса — не успели мы подъехать к коновязи, как к нам подошел мужчина лет эдак сорока и как-то уж очень нагло и бесцеремонно поинтересовался именами и целью прибытия. Ни ливреи, ни одежды в цветах владельца манора на нем не было, а представляться он почему-то счел необязательным, поэтому мы проехали мимо. И, видимо, чем-то его уязвили, так как этот недоумок имел глупость оскорбить Сангора, двигавшегося первым:

— Эй, ты, носатый, а ну-ка живо слазь с лошади, беги ко мне и отвечай на вопросы!

Не могу сказать, что нос этого моего вассала был значительно больше носа, скажем, Фиддина или Дитта, но десятник обиделся не на шутку: спешился,