Олег Дивов - Молодые и сильные выживут

Ознакомительный фрагмент

– Что ты не понимаешь? – быстро спросил доктор.

– Улица Новый Арбат – допустим… Может, я видел это название в газетных подшивках за девяностые годы. Неважно. А вот кто делает вопросы, доктор? Вопросы обычно задают. А эти люди, с которыми я общался, их делали.

– Какие вопросы? – подбросил идею Сан Сеич. Заметно было, что внутренне он ликует, но старается держать себя в узде.

– Вопрос можно взять, а можно слить. Есть паленые вопросы… Много. Паленый вопрос – это стыдно. А я делал вопросы? Конечно. Только я это не любил. Были профессионалы. А я… Не уходите, Сан Сеич. Побудьте со мной. Пациент сейчас заплачет.

– Радоваться надо, – не согласился с пациентом Сан Сеич. – Дальше пойдет еще лучше. Погоди, это только начало.

– Хорошо бы, – честно признался Гош. – Ох, Сан Сеич, вы не представляете, как мне страшно.

– Всем страшно. Все боятся этого, Гоша. Посмотри на Белого, у него от одной мысли, что он может однажды вспомнить все, судороги делаются. Но ему, похоже, есть чего бояться в своем прошлом. А тебе…

– А если и мне есть чего бояться, доктор? Знаете, иногда мне кажется, что мы недаром все забыли. Мы совершили что-то настолько чудовищное, что предпочли стереть память…

– К сожалению, нет. Вы как раз ничего не совершили. Я уверен, что это сделали не вы, а мы.

Гош обернулся к пожилому мужчине и посмотрел на него с легкой укоризной.

– Хорошо сказано, – признал он. – Мне нравится это «мы». Но только как пострадавшему. А как просто человеку… Мне, наверное, уже тридцать. Или даже больше. Не мальчик. Значит, я тоже несу часть ответственности. Это был какой-то боевой вирус, да, Сан Сеич? Или отравляющее вещество. Нет, скорее вирус. Хотя я понятия не имею, как можно создать такую фантастическую заразу. Но, судя по всему, ее создали. А что вышло потом? Это была ошибка? Утечка? Или на нас напали?

Сан Сеич тяжело вздохнул.

– Я думаю – утечка, – сказал он. – В противном случае здесь сейчас была бы не одичавшая Россия, а вполне культурный невольничий рынок. Эта, как ты правильно сказал, зараза действует с редкой избирательностью. Ты не пробовал выделить критерии?

Гош достал сигареты и привычно сунул пачку собеседнику. Доктор так же привычно отмахнулся.

– Молодые и сильные, – промычал Гош, закуривая. – Эти придурки городские, которые меня ненавидят, они в прошлой жизни не были придурками. Это были самые что ни на есть русские яппи. Молодые профессионалы. Умные, образованные, состоявшиеся. Я это вижу по лицам. Кое-что заметно из манер. Двигательная память сохранилась в полном объеме, и по тому, как эти люди держат нож и вилку… Моторика рассказала мне очень многое. Страшное дело, Сан Сеич. Просто страшное. Я вам скажу, кто выжил. Тот, кто был физически здоров. А кто был здоров в этой стране?

– Иммунитет, – подсказал Сан Сеич.

– Точно, иммунитет. Выжил тот, кто в последние годы хорошо питался, занимался спортом и витамины принимал. Тот, кто на момент поражения не был в запое и не жрал наркоту. Этот вирус, или как его там, выбил в первую очередь так называемые группы риска. И еще – судя по моим наблюдениям, он уничтожил непобедимую Советскую Армию.

– Российскую, – поправил Сан Сеич.

Гош невольно поежился.

– Вы не представляете, какой это был для меня шок, – признался он. – Я прочел за зиму всю периодику, которую смог найти. Хорошо, я откуда-то знал, что самые лучшие подшивки хранятся в редакциях… Видимо, баловался-таки журналистикой в юности. Все мои знания о России – из старых газет. На самом деле я не помню ничегошеньки. При том, что уверенно обращаюсь с современной техникой… Да, такой вот парадокс. Но кое-какие ощущения мне удалось разбудить чтением прессы. Так что поголовная гибель непобедимой и легендарной меня не удивляет. Судя по всему, там было очень плохо с кормежкой. Я другого не понимаю… Где ваши сверстники, доктор? Простите меня, конечно, но разве может быть такое, что вы единственный на всю мою родину абсолютно здоровый взрослый человек? Ладно, Сан Сеич. Извините. Я этого не говорил.

– Ничего, Гоша… Я сам задаюсь этим вопросом каждый день. Могу спросить в ответ – а где дети? Тот подросток, которого ты видел, он ведь тоже был единственный.

– Если это вирус, – сказал Гош с тяжелым вздохом, – его придумал величайший гений. Хотел бы я посмотреть, как моя пуля разнесет его гениальную башку. Невольничий рынок, говорите? Что ж, очень похоже на правду.

– Ты можешь взять Тулу без единого выстрела, – неожиданно заявил доктор.

Гош тряхнул головой, стараясь быстрее переключиться.

– Идиот, – сказал доктор, имея в виду скорее всего свою несдержанность.

– Дайте методику! – потребовал Гош.

– Нет! – отрезал Сан Сеич.

– Дайте! – почти крикнул Гош.

– Извини, – помотал головой Сан Сеич. – Это ты виноват. Ты успел за последние дни буквально приручить меня. Ты прирожденный лидер, Гош. И именно поэтому… Извини. Я сорвался, потому что меня переполняет сострадание и желание помочь. Я не дам тебе методику.

Гош яростно зашипел и с размаху вогнал сигарету в грязь под ногами.

– Во-первых, я ее едва-едва нащупал, – сказал доктор извиняющимся тоном. – А во-вторых, мне страшно подумать, что будет, если она в моей голове оформится до конца. Это будет самый жуткий инструмент порабощения за всю историю человечества. Страшнее легендарного психотронного оружия.

– У вероятного противника эта методика есть, – заметил Гош.

– Была, – поправил Сан Сеич. – Я думаю, что у вероятного противника неприятности покруче наших.

– Судя по газетам, они жили во сто крат более сыто. А газеты за годы перестройки научились не врать про заграницу.

– Это неважно, как они жили, – невесело усмехнулся Сан Сеич. – Мне трудно придумать страну, более приспособленную к выживанию в нынешних условиях, чем Россия. Средний американец, европеец, японец – раб высоких технологий. Без них он просто обречен.

– Ближний Восток, – напомнил Гош.

– Сомневаюсь. Мы сильнее всех.

– Ага… Мы сильные, мы русские, мы победим.

– Без сомнения.

– Это цитата, – сказал Гош с плохо скрываемым отвращением. – Патриотический стиль девятьсот четырнадцатого года. Проклятье, док, ну где у пострадавших кнопка, а? Сильно повышенная внушаемость? Почему тогда они меня не слушаются, прирожденного лидера? Дайте же ключ!

– Регуляторы, в седло, – напомнил Сан Сеич. – Тебя слушаются. Ты просто сам не хочешь заметить, как.

– Я убеждал «тупых». Упрашивал. Давил на них. Стрелял в них. Без толку.

– Регуляторы, в седло, – повторил Сан Сеич. – Кто такие?..

– Не скажу, – отрезал Гош, сплюнул под ноги, круто повернулся и ушел в дом.

– …и насколько я смог понять, жизнь как раз начала более или менее налаживаться, – закончил Гош. – Только вы учтите, парни, я за что купил, за то и продаю. Газеты. Обидно – я сделал неплохой конспект, целую тетрадищу исписал на девяносто шесть листов. Новейший Завет получился, мягко говоря. Всемирная история последних лет человечества. И тоже впустую. Когда «тупые» меня в лесу зажали, сами понимаете, было не до барахла. Спасибо хоть автомат с собой уволок.

– Надо же – безработица! – высказался Цыган. – Демонстрации протеста…

– Танки в городе, – напомнил Костя. – Хорошо зажили, ничего не скажешь. И сколько эта бодяга продолжалась?

– По моим прикидкам, лет пятнадцать. Мои воспоминания четко застопорились на восемьдесят седьмом году. А сейчас на дворе приблизительно две тысячи первый. Или второй.

– Значит, нам где-то около тридцати, – резюмировал Цыган. – Обидно. Полжизни коту под хвост. Знаешь, Гоша, я тебе поначалу завидовал, а теперь прямо и не знаю. Есть такое ощущение, что я гор-раздо счастливее тебя. Извини, конечно…

– А есть некоторые гораздо счастливее нас, – подал голос Белый.

– Это ты о ком? – спросил Цыган подозрительно. – Думаешь, найдется кто-то и с активным сознанием, и с полным объемом памяти? Так ему вообще…

– Ты не понял, – коротко остановил его размышления Белый и отвернулся к стене.

– А-а… – кивнул Цыган. – Ты про «тупых». Да, я не понял. Ваше мнение, Сан Сеич?

Пожилой мужчина отнял ладонь от лица. Он прикрыл глаза, как только Гош дошел в своем рассказе до начала девяностых, и так до самого конца и просидел.

– Ну, в принципе… – начал он, закашлялся и снова надолго умолк. Белый налил ему воды. Сан Сеич благодарно кивнул, сделал несколько глотков, отставил стакан в сторону и о чем-то задумался. Объездчики и Гош безмолвно ждали. – В принципе мои выкладки подтверждаются. У Георгия память сопротивляется попыткам шагнуть дальше тринадцати-четырнадцати лет. Как раз тот период, когда в жизни человека начинаются первые серьезные потрясения. У меня, не знаю уж почему, какой-то мощный шок приходится на середину восьмидесятых годов, то есть мне уже было далеко за сорок… Теперь, после Гошиного рассказа, я догадываюсь, в чем дело. Я совершенно не помню этот новый мир, который на страну обрушился. А он, судя по всему, действительно обрушился. И меня, я так думаю, очень сильно придавило. Н-да…