Царство - CTEPX

стоит говорить, в каком настроении Агнете вернулась в тот день домой.

Дверь скрылась в специальном пазу в стене, и Агнете прошла внутрь каюты. Она жила здесь со всей семьёй, а ещё с Симоной и её восьмилетним сынишкой Венсаном. Целых четыре койки свободны — всё-таки Фритьоф спал в собственной детской кроватке — но Симоне обещали, что никого больше к ним не подселят.

Вообще каюты для простых смертных — это, скорее, барак. По правую руку пять коек и по левую столько же. У каждого спального места шкафчик, тумба, сундук, стул.

Но было здесь кое-что недоступное для владельцев арендованных домов в трюмах. А именно — холодная и горячая вода, канализация не где-то там, а на расстоянии пары шагов. В санузле стояла стиральная машина и даже одна сушильная!

Дом, милый дом встретил Агнете привычной картиной — стайкой детей, собравшихся для решения домашней работы. Агнете сразу сказала дочкам, что никаких сил на учёбу у неё не останется, пусть справляются сами. Кроме того, Амалие и Бирна поочерёдно смотрели за Фритьофом. Учителя вошли в положение и разрешили им пропускать занятия.

Нет ничего более постоянного, чем временное, но Агнете всё-таки надеялась на то, что на Нагаре всё образуется, она продаст землю, купит небольшую квартирку в каком-нибудь портовом городке и пристроит дочерей в нормальную схолу с нормальными условиями.

Эбба первая обратила внимание на появление матери и полезла обниматься. Раньше Агнете бы схватила её, приподняла и подбросила, вызвав детский смех, теперь опустилась на колени, заключив дочку в объятья.

— Я люблю тебя, ма, — прошептала Эбба.

Агнете чуть не расплакалась, а потом проговорила:

— И я тебя тоже очень люблю, золотце.

Дочка поцеловала её в щёку, а потом сказала:

— А мы сегодня в саду гуляли.

— И куда ходили?

— Мы космос смотрели.

— Тебе понравилось?

— Да! Там одна планета красная, а другая зелёная. А ещё… а ещё я звезду видела! — Эбба отстранилась и проговорила быстро: — Я её нарисовала!

Эбба побежала к своей койке, чтобы вытащить из тумбочки листок с оранжевым пятном, которое, наверное, должно было символизировать светило Ягеллонской звёздной системы — Сауле.

— Молодец. Замечательно получилось. — Агнете погладила Эббу по голове, а потом перевела взгляд на Бирну. — Что с Фритьофом? Ходила к кормилице?

— Да, но Фритьоф почти не кушал, — ответила дочка. — Вообще сегодня едва живой.

Бирна передала мальчика матери. Агнете прошла в санузел и осмотрела его. Она искала синяки или царапины. Всё-таки маленький ребёнок может и взрослого человека вывести из себя, что уж говорить о девочках, которые хотели бегать, прыгать, играть и общаться с друзьями, но точно не возиться с грудничком?

И всё-таки — ни следа. Агнете вздохнула с облегчением. Она не представляла, что нужно будет сделать, если всё-таки узнает о рукоприкладстве.

Фритьоф сегодня на самом деле даже голос не подавал. Агнете разделась, а потом играла с сыном, пока он не потянулся к груди. Сосал хорошо, проголодался. Разумеется, подобный режим питания не приведёт ни к чему хорошему, но у Агнете и мыслей не было, как же всё наладить. Главное пережить все эти месяцы до возвращения на Нагару, а там хоть не расти трава.

Агнете не заметила, как провалилась в сон, из которого её вывела Симона. Фритьоф теперь прижимался личиком к плечу подруги, а сама Агнете обнаружила себя сидящей на унитазе.

— Плохо выглядишь, Агни, — проговорила Симона. — Иди ложись спать. У меня сон чуткий, я подниму тебя, когда Фрити сиську попросит.

— Передай ребёнка Амалие. А нам поговорить надо.

Агнете надела лиф, майку, набросила на плечи рубашку. Она появилась в комнате как раз в то мгновение, когда Симоне с Амалией удалось уложить Фритьофа в кроватку так, чтобы он не заплакал. Симона кивнула своей молодой помощнице, а потом вышла вместе с Агнете в коридор.

В этом вытянутом помещении находилась сотня похожих кают, проживала почти тысяча рядовых сотрудников компании Георга Хокберга. В узкой, но протяжённой общей зоне находились небольшие торговые лавки, места для молитв всех возможных конфессий, объединённых Имперским Кредо, курилки, столы с регицидом, другими популярными играми и, наконец, просто стояли скамейки.

Агнете с Симоной присели как раз на одну такую.

— Как ты со всем этим справляешься? — спросила Агнете. — Я сейчас всё раздам и всё равно в долгах останусь. Уж и назанимал Лукас на эту проклятую землю!

Симона долго молчала. Тишина, прерываемая лишь далёкими разговорами других жильцов, затянулась на целую минуту.

— Только никому не говори, — произнесла Симона. — Ни своим детям, ни, тем более, Венсану.

— Конечно.

Симона опять замолчала, а потом сказала:

— Чёрт, даже курить захотелось, а я ведь не курю. — Она улыбнулась. — Текла на нас плохо влияет.

— Как всегда.

Симона сделала глубокий вдох, а потом проговорила:

— Я встречаюсь с одним мужчиной с работы. Ничего между нами нет, мы… просто спим вместе. Он мне деньгами помогает.

— Женатый?

— Нет. Тот ещё хмырь! Нелюдимый совсем. — Симона сделала паузу, а потом продолжила: — Наблюдал за мной довольно долго, потом подошёл, так, в общем, и так, вижу, говорит, загибаешься. Ухаживать не люблю, так что давай ты — мне, я — тебе. Короче, время от времени встречаемся. Снимаем комнату в борделе на ночь. К шлюхам ходить он брезгует, а к вдовам — нет.

— Так ты ещё и не одна у него?

— Ой… неправильно выразилась. Не знаю. — Симона пожала плечами. — Вряд ли. Не так уж он и богат.

Агнете вздохнула. Симона же продолжила:

— Я вот думаю, не выйти ли снова замуж? Да только за кого?

— Завидую, — Агнете добавила быстро, — белой завистью, конечно.

— Чему?!

— Ну… ты всё ещё красива. У тебя…

Симона отмахнулась и сказала:

— Всё это ерунда. Все вокруг — покойники, смотреть не могу.

И всё-таки она притворно улыбнулась соседям, которые пришли с работы. Симона добавила, одновременно глядя им спины и в никуда:

— Нет на "Амбиции" никаких перспектив, Агни. Выходи замуж, не выходи замуж, — этот гондон в красной шляпе всех заведёт в могилу. И что самое поганое, — я не знаю, как выбраться. У тебя хотя бы имущество какое-никакое есть. Выгодно продашь, да осядешь не где-нибудь, а в райском мире. А мой муж… всё в казино спустил, дебил!