Фантастика 2025-156 - Оксана Олеговна Заугольная

И верно, в гостиную влетел юный запыхавшийся гонец, на вид ровесник Ильяна.

— Казьмир Федот… Казьмир Федотыч! Там карьер обрушился, — выдохнул мальчишка. — Люди… пострадали!

Глава 24. На карьере

Казимир подскочил. Схватился по привычке за выбритый подбородок, видимо, чтобы дернуть себя за бороду. Скривился, тряхнул головой:

— Немедленно выезжаю. Погибшие есть?

— Двое вроде.

Я подскочила следом:

— Я с тобой!

— Куда? Дома сиди. Я верхом, так быстрее.

— Ну и я верхом, зря, что ли, училась?

— Мари, не для женских глаз зрелище.

— Ты меня хозяйкой оставить вздумал. Мне нужно все это знать! — упрямо ответила я. — К тому же тебя одного не отпущу, вдруг в дороге дурно станет!

Казимир застыл. Поглядел сначала на меня, потом на мальчишку-гонца, у которого глаза горели любопытством, потом кивнул:

— Одевайся быстрее и в мужское. Ильяна позови, захочет — с нами едет.

Зачем нам еще и Ильян, я понятия не имела, но спорить благоразумно не стала. Своего добилась и славно. Побежала одеваться: благо, одежды на мальчика в доме теперь имелось предостаточно. Толстые штаны, вязаные гольфы, сапоги высокие. Шерстяная рубаха, короткую кожаную куртку, платок на шею. Шапку на затылок. Что я, что Ильян — не сразу и различишь. Брат был разве что ростом меня уже на полголовы выше.

Отчаянно ворчащий Ермол вывел мне мою Липку, ту самую, на которой я не слишком уверенно сидела, да шепнул, что поедет вместе с Ильяном за нами следом на бричке. Ежели свалюсь в канаву — замерзнуть не успею, они подберут. Было не смешно, но я все же чуть успокоилась. Признаться честно, обвал на карьере меня волновал мало. Я пока и вовсе не представляла, что это такое. А вот за Казимира волнительно, я привязала к поясу сразу две фляги с укрепляющим отваром. Хотя в последние недели он и чувствовал себя гораздо лучше, я не хотела рисковать.

Взгромоздившись на покорную лошадку, я выпрямила спину и тронула поводья. Успокаивало меня лишь то, что Ильян и вовсе верхом ездить не умел. А Казимир даже не злился на то, что я столь неуклюжа, а спокойно подсказывал мне, как лучше перенести вес или объехать очередную кочку. Он снова заледенел, превратился в этакую каменную глыбу без эмоций и чувств. Значит — внутри у него пожар. Как только приедем — волью в него отвар пусть даже и силой.

К карьеру мы ехали без остановок. Как бы у меня ни ломило спину, я не осмелилась просить пощады. Сама вызвалась, сама и виновата. Да и ехать два часа, не помру я за это время. И все же Казимиру пришлось стаскивать меня с Липушки самому, я даже не сразу смогла разжать застывшие пальцы. Муж отнес меня на руках в деревянный барак, усадил там на жесткую лавку возле стены да приказал какому-то мужичку напоить меня горячим чаем, а сам побежал к реке. Не слыша ничего, не чувствую вкуса, я выпила две большие чашки чего-то обжигающего, а потом потянулась, хрустнув позвоночником, нащупала под рубахой флягу с отваром и поднялась на подкашивающиеся ноги.

У реки было шумно. Орали люди, визжала какая-то баба, скрипели колеса и цепи. Уверенно растолкав толпу, я нашла Казимира. Он стоял на самом краю обрыва и слушал коренастого бородатого мужичка, на вид довольно молодого.

— Говорю же, подсобил кто-то, Казьмир Федотыч! У меня все строго! Я все опоры кажный вечор проверяю! И блоки промазываю! И веревки, веревки тоже в порядке были! Надысь перетерло одну, так мы заменили!

— Верю тебе, Онисим, — гудел Долохов. — Ты мужик основательный. Так, говоришь, деревяшки подломились внезапно?

— Как есть подломились! И я бы еще посмотрел, нет ли на них следов топора.

— А кому я велел консервировать карьер на зиму?

— Так это дело не одного дня! — топнул ногой Онисим. — Вода еще не встала и долго не встанет, глина послушная. Вон там, по левую руку, мы уже блоки-то убрали, а тут еще хотели…

— Много хотели, — обрубил Казимир. — Ты ведь понимаешь, что у людей погибших — жены и дети?

— Понимаю, — скис мужичок. — Вы эта… мое жалование им отдайте. Виноват я. Нужно было прекращать работы, как вы сказали. А я думал…

— Двое погибли?

— И трое поломались. Теперь долго лежать будут.

— Целителя я оплачу. А вдовам и детишкам пенсию выпишу. Пусть ко мне приходят, буду разговаривать. Эх!

— И все же, Казьмир Федотыч, диверсия это, — упрямо повторил мужичок, надвигая на лоб меховую шапку. — Доски проломиться никак не могли, они крепкие были, я головой ручаюсь.

— Проверим.

Он огляделся и, найдя меня глазами, жестом подозвал к себе. Я подошла.

— Знакомься, Мари — это Онисим Бойков, мастер на карьере. Пока меня нет — он главный. Онисим, это жена моя, Мари. Ежели со мной что случится — она наследница и хозяйка.

Мужичок с сомнением оглядел мой наряд, но спорить не посмел. Стянул шапку, поклонился:

— Здравы буде, Мария…

— Марьяна Игнатовна.

— Во. Марьяна Игнатовна. Сожалею, что вас потревожили.

Я кивнула, ткнула Казимира в бок и шепнула:

— Отвар.

— Потом, — одними губами ответил он.

— Сейчас, и не спорь.

— Ладно, давай.

Я достала из-под одежды флягу и подала Казимиру. Он выпил за раз, поморщился и пояснил:

— Жена меня лекарство от сердечной боли пить заставляет. Строгая она у меня, не забалуешь.

На губах мастера мелькнула слабая улыбка.

— Ну что, Онисим, полезли вниз, что ли, смотреть твои доски? Мари, душенька, обожди в бараке, там печка есть. Не стой на ветру. А как Ильян приедет, так его сюда шли. Он ловкий и глазастый, пусть к нам спускается.

Я кивнула. И поспорила бы, но самой мне лезть в карьер страх как не хотелось. Холодно, мокро, глина скользкая. Тут из женщин только две поварихи и были, а работали лишь мужики, да все молодые. На фабрике вот больше старики и мальчишки, там физическая сила не слишком важна.

Словом, я послушалась супруга беспрекословно. Хотя, конечно, и ему бы не след по грязи лазить, но попробуй