Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

равновесия, он безразличен к ужасам, как и почти ко всему человеческому. Там остались оба члена экипажа «Франса» – вернее, то, что уцелело от них после попытки дать отпор абордажным автоматам берсеркера. Несомненно, они предпочли плену смерть.

Сам Геррон не предпочитал ничего. Теперь он остался, пожалуй, единственным живым существом – не считая нескольких бактерий – на добрую половину светового года окрест. Ему польстило осознание того, что сложившаяся ситуация вовсе не повергает его в ужас, что его застарелая усталость от жизни – отнюдь не поза, не попытка одурачить самого себя.

Стальной страж последовал за ним на камбуз, продолжая наблюдать за человеком, пока тот включал кухонное оборудование.

– Все еще никаких предложений? – осведомился Геррон. – Возможно, ты умнее, чем я думал.

– Я тот, кого люди называют берсеркером, – внезапно проскрипела человекообразная конструкция; ее голос звучал вяло. – Я захватил ваш корабль и буду говорить с тобой через миниатюрный автомат, который ты лицезришь. Ты улавливаешь смысл моих слов?

– Понимаю их настолько, насколько мне надо.

Самого берсеркера Геррон еще не видел, но знал, что тот дрейфует в нескольких милях, или сотнях миль, или тысячах миль от захваченного корабля. Капитан Ханус, отчаянно пытаясь уйти от него, бросил свой корабль в облака темной туманности, где ничто не может двигаться быстрее света, а преимущество в скорости имеет более миниатюрное судно.

Погоня шла на скоростях до тысячи миль в секунду. Поневоле оставаясь в нормальном пространстве, неповоротливый берсеркер не мог маневрировать, избегая столкновений с метеоритами и газовыми скоплениями, так же эффективно, как преследуемый им «Франс», управляемый радарно-компьютерным комплексом. Зато берсеркер послал в погоню собственный боевой катер, и у безоружного «Франса» не осталось ни единого шанса на спасение.

Расставив на столе холодные и горячие блюда, Геррон склонился в полупоклоне.

– Не изволите ли составить мне компанию?

– Я не нуждаюсь в органической пище.

– В конце концов ты обнаружишь, – со вздохом поведал Геррон машине, усевшись, – что отсутствие чувства юмора так же бессмысленно, как и смех. Подожди и посмотри, прав я или нет.

Приступив к еде, он обнаружил, что хочет есть не так сильно, как ему казалось. Очевидно, организм по-прежнему боялся смерти; это слегка удивило художника.

– Ты участвуешь в функционировании этого судна при обычных обстоятельствах? – задала вопрос машина.

– Нет. – Он заставил себя прожевать и проглотить пищу. – Я не очень-то умею давить на кнопки.

Ему не давала покоя мысль о странном происшествии. Когда до захвата корабля оставались считаные минуты, капитан Ханус пулей вылетел из рубки, сграбастал Геррона и с душераздирающей поспешностью потащил его за собой на корму, через всю сокровищницу мирового изобразительного искусства.

– Геррон, послушайте, если мы не прорвемся… видите? – Отперев двойной люк в кормовом отсеке, капитан показал на что-то вроде короткого тоннеля диаметром с большую канализационную трубу, с мягкой обивкой. – Обычная шлюпка не ускользнет, но эта может.

– Вы ждете второго пилота, капитан, или мы отправляемся прямо сейчас?

– Глупец, сюда поместится только один, и этот один – не я.

– Вы намерены спасти меня? Капитан, я тронут! – рассмеялся Геррон: естественно, без натуги. – Но не сбрасывайте себя со счетов.

– Вы идиот. Могу я вам доверять? – Ханус нырнул в шлюпку, и его пальцы заплясали по панели управления. Потом он выбрался, пятясь, и устремил на Геррона безумный, пылающий взор. – Слушайте. Смотрите сюда. Это кнопка старта; я сделал так, чтобы шлюпка вышла в район главных космотрасс и начала передавать сигнал бедствия. Тогда будет шанс, что ее найдут и спокойно поднимут на борт. Теперь, когда все настроено, надо только нажать кнопку старта…

В это мгновение катер берсеркера атаковал корабль с таким грохотом, будто на корпус обрушились горы. Электричество и искусственная гравитация исчезли, но тут же появились снова. Пирс Геррон рухнул на бок; от удара он на миг перестал дышать. Капитан вскарабкался на ноги, двигаясь словно лунатик, снова закрыл люк таинственной крохотной шлюпки и заковылял в рубку.

– Почему ты здесь? – осведомилась машина.

Геррон только что подцепил на вилку кусок с блюда, на которое смотрел, но теперь бросил ее. Он ответил без колебаний:

– Тебе известно, что такое культбюро? Дурачье, командующее искусством там, на Земле. Некоторые, как и множество других дураков, считают меня великим живописцем. Преклоняются передо мной. И когда я сказал, что хочу покинуть Землю на этом корабле, мне предоставили такую возможность. Я хотел улететь, так как почти все ценное в истинном смысле слова с Земли вывезли. Многое оказалось на этом самом корабле. А на планете остались только кишащие толпы животных, плодящихся и умирающих, дерущихся…

– Почему ты не пытался бороться или спрятаться, когда мои автоматы взяли это судно на абордаж?

– Потому что из этого не вышло бы ничего хорошего.

Когда абордажная команда берсеркера пробилась через воздушный шлюз, Геррон, устанавливавший мольберт в помещении, которое, видимо, должно было служить небольшим выставочным залом, остановился, чтобы поглядеть на вереницу непрошеных гостей, следовавших мимо него. Один из стальных человекообразных монстров – тот самый, через которого берсеркер сейчас допрашивал его, – остался, воззрившись на него своими линзами, а остальные двинулись вперед, к рубке.

– Геррон! – раздался голос из интеркома. – Попытайтесь, Геррон, пожалуйста! Вы знаете, что делать!

Затем послышались лязг, выстрелы и проклятья.

Что делать, капитан? Ах да. Шок от происшедшего и угроза неминуемой смерти пробудили в Пирсе Герроне некое подобие жизни. Он с интересом разглядывал чуждые формы и линии неживого стража, чей металл, промороженный безжалостным холодом межзвездных пространств, оброс инеем в тепле салона. Затем Геррон отвернулся и принялся писать портрет берсеркера, пытаясь уловить не внешнюю, незнакомую ему форму, а свое ощущение его внутренней сущности, чувствуя, как сверлит спину бесстрастный, мертвенный взгляд смотровых линз. Ощущение было не лишено приятности, словно негреющий свет весеннего солнца.

– А что хорошо? – спросил автомат, стоящий в камбузе над душой у Геррона, пытавшегося поесть.

– Это ты мне скажи, – фыркнул он.

Тот понял его буквально.

– Служить тому, что люди называют смертью, – хорошо. Уничтожать жизнь – хорошо.

Столкнув почти полную тарелку в щель мусоросборника, Геррон встал.

– Ты почти прав насчет того, что жизнь – никудышная штука, но даже будь ты абсолютно прав, к чему подобный энтузиазм? Что такого похвального в смерти?

Его изумили собственные мысли, как прежде – отсутствие аппетита.

– Я абсолютно прав, – заявил берсеркер.

Долгих секунд пять Геррон стоял неподвижно, будто погрузился в раздумья, хотя в голове у него царил полнейший вакуум.

– Нет, – проронил он наконец и принялся ждать, когда его поразит удар молнии.

– В чем, по-твоему, я заблуждаюсь? – поинтересовался автомат.

– Я тебе покажу. –