Королевская кровь - Дэниел Абрахам

– Ну что же, – заключила девушка, – не стану отвлекать вас от государственных дел. Лишь пообещайте еще раз, что будете на отцовском празднике.

– Буду, – выговорил Гедер, поднимаясь с дивана вслед за ней. – Обещаю. Приеду.

– У меня есть свидетели, – засмеялась Санна Даскеллин, указывая на слуг.

На прощание она вновь протянула руку, к которой Гедер мягко прикоснулся губами.

– Я вас провожу, – сказал он.

– Как мило с вашей стороны, барон Эббингбау, – ответила она, беря его под локоть.

Вместе они вышли через заднее крыльцо на широкие каменные ступени, ведущие к карете – старомодному экипажу, который тащили лошади, а не рабы. Гедер, проникнутый досадой пополам с облегчением, предоставил Санну заботам лакеев и теперь смотрел, как она, усаживаясь на сиденье, исчезает за каскадом кружев. На него вновь накатил запах роз и мускуса – то ли обман чувств, то ли необычайно острое воспоминание. Копыта застучали по внутреннему двору. Гедер, глядя вслед карете, наткнулся глазами на дом Куртина Иссандриана; по спине прошел холодок.

– Вы играете в опасную игру, милорд, – произнес сзади незнакомый голос.

На крыльце стоял первокровный со светло-каштановыми волосами и открытым, бесхитростным лицом. Кожаную поверхность охотничьего костюма и шерстяной плащ сплошь покрывала вышивка – на первый взгляд скромная, но, присмотревшись, Гедер понял, что она призвана ошеломлять. Пришедший не нуждался в формальном представлении: сэр Дарин Эшфорд был вполне способен заявить о себе сам.

– Милорд посол, – приветствовал его Гедер.

Эшфорд кивнул, однако взор его был устремлен вперед. Во внутренний двор.

– Дочь лорда Даскеллина, да? Красавица. Помню, в первые дни при дворе она казалась неловкой и угловатой. Поразительно, как меняется женщина за три года.

– Она приезжала с поручением от отца, – объяснил Гедер, словно подыскивая оправдание, хотя толком даже не знал, в чем ему оправдываться.

– Конечно. За ней будут и другие. Барон без баронессы – явление редкое и ценное, а опекунская должность при наследнике трона предполагает не меньше престижа, чем собственно опекунства. Может, даже больше. Будьте осторожны, иначе вас женят раньше, чем вы успеете понять на ком. – С губ Эшфорда не сходила чарующая улыбка. – Кстати, принц сейчас у вас?

– Нет, – ответил Гедер. – Я счел неразумным держать его так близко, когда вы здесь.

На лице посла отразилось нечто вроде досады.

– Что ж, для меня это дурной знак. Затруднительно обращаться к вам за помощью, если вы уверены, что я убийца.

– Я этого не говорил.

– Зато показали это действием, – заметил Эшфорд. – И это, лорд-протектор, весьма соответствует вашей репутации. Не войти ли нам в дом?

Гедер предпочел не вести его в ту же гостиную. Позволить этому человеку – лицу и голосу Астерилхолда – находиться в комнате, где до этого сидела Санна Даскеллин, значило бы осквернить то, чем Гедер теперь дорожил. Поэтому гость был препровожден в тот самый кабинет, где Фелдин Маас убил собственную жену Фелию и заодно пустил прахом тщательно продуманный секретный план объединить Антею и Астерилхолд. По достоинству оценить такой выбор комнаты Эшфорд, разумеется, не мог. В отличие от Гедера.

Гедер занял широкое кресло, предоставив Эшфорду обитую тканью скамью. Мальчик-слуга принес два стакана и графин смешанного с водой вина, наполнил стаканы и ушел, не произнеся ни звука и не получив ни слова от присутствующих.

Эшфорд отхлебнул первым.

– Благодарю, что согласились со мной повидаться, лорд Паллиако, – начал он. – Я бы понял и ваш отказ.

– За вас просил Джорей Каллиам.

– Да. Я слыхал, что вы друзья. Вместе служили в Ванайях под командованием Алана Клинна, если не ошибаюсь?

– Не ошибаетесь.

– Клинн, Иссандриан, Маас. Известная триада, и Фелдин Маас единственный, кого тем летом не выдворили из Кемниполя. Вместо этого король Симеон выслал Доусона Каллиама.

– К чему вы клоните?

Эшфорд, уязвленный, подался вперед, держа стакан кончиками пальцев.

– Король Симеон прекрасный человек, – сказал он. – В этом нет сомнений. Король Леккан – тоже. Однако ни один король не может быть лучше своих советников. Если бы Симеон в те времена знал то же, что знает сейчас, Доусона Каллиама не отправили бы в ссылку, а Фелдину Маасу не позволили бы остаться. Симеону нужны хорошие люди, мнению которых можно следовать. Такие люди, как вы и Каллиам.

Гедер скрестил руки:

– Продолжайте.

– Принцу угрожали. Возьмите кого угодно – крестьянина, священника, аристократа, приставьте нож к горлу его сына, и отец вас убьет ради спасения собственного ребенка. Такова природа. Вы спасли принца, Симеон по справедливости покарал Мааса. Однако пора это остановить. Дайте Леккану один сезон – один год – на то, чтобы вырвать последние корни заговора в Астерилхолде, и там тоже свершится справедливость. Но если подойти к границе с войском, безрассудство нескольких людей станет трагедией для тысяч. Без всякой причины.

Гедер рассеянно грыз ноготь. Искренность Эшфорда подкупала, но что-то Гедеру не нравилось. Он попытался заговорить и тут же умолк.

– В обоих наших королевских дворах есть гниль, – продолжал Эшфорд. – Вы свою уничтожили. И я прошу время, чтобы поступить так же.

– Маас хотел слияния, – сказал Гедер. – Был план объединить королевства.

– Маас хотел власти и в оправдание сочинял любые небылицы. Если бы Леккан узнал о заговоре, он бы положил всему конец в тот же миг.

Гедер нахмурился.

– Ваш король не знал? – Тон, к его досаде, вышел по-детски недовольным.

Посол взглянул ему прямо в глаза. Лицо было сосредоточенным. Серьезным.

– Не знал.

Гедер кивнул без всякого выражения – пустой жест, чтобы заполнить паузу. Если все правда, если король Астерилхолда противился бы планам Мааса точно так же, как король Симеон, то сохранить сейчас мир – значит действовать в общих интересах, совершить единственно правильный шаг. Если же, напротив, посол всего лишь умелый актер, отыгрывающий роль на некотором количестве миниатюрных сценических площадок, то принять его сторону – значит пойти против короля. Добрый или худой исход для всего королевства – и более того, для принца Астера – зависит от решения Гедера. Он строго нахмурился, пытаясь ответить серьезностью на серьезность.

На деле он не знал, как поступить. В глубине души понимал, что с тем же успехом можно бросить монету.

– Я подумаю, – осторожно сказал он.

* * *

Долгие зимние месяцы, покровительство Гедера, десяток подручных жрецов из горного храма за Кешетом – и в итоге новый храм приобрел ранее невиданные пышность и лоск. Там, где раньше чернела грязь на изъеденных временем стенах, теперь сияла новая облицовка. Все художественное, что осталось от традиционной религии, разъяли на части и использовали как материал для новых изображений – в большинстве повторяющих все ту же восьмилучевую симметрию багряного шелкового знамени, висящего над