Александр Конторович - Оруженосец в серой шинели

Ознакомительный фрагмент

   – Я пришлю вам кое-что из одежды, чтобы вы могли произвести впечатление на моих гостей не только игрой, но и своими костюмами. Вы в приличном доме и должны выглядеть соответствующим образом. Считайте это моим подарком, – сказала она на прощание музыкантам. – До вечера! За вами придет Логен, готовьтесь.

   Вечером в большом обеденном зале был накрыт ужин, полы застлали свежей соломой, выгнали на улицу многочисленных собак, длинные ряды скамей застелили домоткаными циновками, добавили свечей. Непогода ушла, и в замке значительно потеплело. Хорошая еда и вино дополнительно согревали присутствующих, велась оживленная беседа, изредка прерывающаяся застольными здравницами в честь хозяйки замка и ее сына.

   Мирна с любопытством поглядывала на край стола, где скромно сидели музыканты. В подаренных Мирной новых блио и коттах, плотно обтягивающих грудь, девушки выглядели обворожительно. Их распущенные волосы сверкали в свете огня, щеки от выпитого вина раскраснелись, глаза заблестели. Улыбка все чаще стала играть на их губах, и иногда с края стола слышался робкий смех. Молодые люди приосанились и расправили плечи, в новых сюркотах, перетянутых широкими парчовыми поясами, и добротных шерстяных плащах они выглядели очень достойно.

   В самый разгар ужина, когда шум в зале достиг своего апогея, а гости возбудились настолько, что уже не хотелось просто так сидеть за столом, Мирна сделала знак управляющему. В зал внесли музыкальные инструменты. Гости с удивлением смотрели на непонятные конструкции из кожаных мешков, труб и трубочек. Барабаны тоже были разными – по размерам, форме и исполнению. А блок из странных тростниковых трубок, соединенный в одно целое, вообще вызывал сомнение в способности воспроизводить какие-либо звуки.

   Музыканты, совершенно не смущенные повышенным вниманием и подозрительными взглядами, которые гости бросали на их экипировку, сгрудившись в кружок, отлаживали звук и готовились к выступлению.

   Постепенно в большом помещении воцарилась тишина, только нестройный хор звуков летел к высоким сводам и там, усиленный эхом, метался по потолку в поисках выхода.

   Вперед выступила Катарина, девушка с золотыми волосами. Ее небесно-голубое блио отлично гармонировало с темно-синим сюркотом с большими разрезами по бокам, многочисленная шнуровка ладно обтягивала фигурку. Широкие, ниспадающие рукава камизы заколыхались как крылья, когда она взмахнула руками, подавая знак группе. Заиграла музыка. На заднем плане, у стены, на высокие деревянные ходули ловко вскочил мальчишка-подросток, облаченный в костюм огромной черной птицы. Мрачный, зловещий силуэт вороны с развевающимися крыльями огромной тенью заметался по стенам парадного зала, потолкам и каменным колоннам. Птица словно летала над головами музыкантов, создавая магическое и тревожное ощущение.

   Поначалу слушатели морщились от мощных и пронзительных звуков труб, казавшихся резкими и непривычными. Постепенно в мелодию стала примешиваться «сопящая» музыка, извлекаемая из невиданной многотрубной флейты, прозрачная и прохладная, как струи воды или воздушные потоки. Она сгладила резкость звучания других инструментов и наполнила мелодию глубиной и свежестью. Звонкий, хрустальный и сухой перестук непонятных деревянных палочек внес в общее звучание чистоту и объем. Музыка, казалось, обрела свою полную силу и благозвучие. И тут в хор вступили барабаны, особенно выделялся своим звучанием низкий, вибрирующий звук мриданги. Рокочущий гул барабанов завораживал и заставлял волноваться, поднимая из глубин души древние, еще в первозданные времена забытые инстинкты. В сердцах слушателей зарождались необъяснимые чувства. Мирна испытала огромный эмоциональный подъем, мощный всплеск энергии и удивительное чувство единения с окружающими. Мужчины возбужденно повскакали с мест и подхватили кубки с вином. Послышались подбадривающие и воинственные выкрики зрителей. Энергетическая волна захлестнула и артистов – они полностью отдались музыке, темп мелодии стремительно нарастал, девушки постоянно менялись местами, юноши тоже двигались в такт, они кружились, падали на колено, высоко поднимали руки и вскидывали головы, музыканты перемещались по залу, переходили от одной стороны стола к другой. Все действо слилось в один большой, пульсирующий энергией вихрь – звуков, эмоций, движений, выкриков зрителей. Труппа остановилась в торце стола, около Мирны. Накал страстей достиг своей кульминации, трубы странных инструментов взвыли на самой высокой ноте, напряжение стало почти непереносимым. Огромная ворона, парящая над головами музыкантов, неожиданно спрыгнула вниз и опустилась перед хозяйкой замка, сложив свои гигантские крылья. И тут наступила пауза, длившаяся всего миг, музыканты упали на одно колено перед хозяйским столом и склонили головы. Затем самый большой барабан эффектно сказал «бум-м-м» и нависла густая, оглушающая тишина.

   Мирна скорее почувствовала, чем услышала, вздох восхищения окружающих, и, наконец, смогла вздохнуть и сама… и тут на музыкантов обрушился шквал одобрительных криков.

   – Как называется ваш инструмент, Катарина?

   – Мы называем его волынкой, миледи…

   – Костер развести здесь! – указывает сержант, не слезая с лошади. – Лагерь разбить на обычном месте.

   В принципе, он мог бы и не отдавать указания насчет костра. Все и так знают, что Лексли во время визитов к развалинам замка всегда подолгу сидит здесь, в одиночестве разглядывая их. Мало кто осмеливается беспокоить Кота в это время… Да и лагерь всегда разбивают так, чтобы было видно горящий костер и одинокую фигуру около него.

   Так произошло и сегодня. После того, как в лагере потухли последние огни, ничего, кроме переклички часовых, не нарушало ночной тишины.

   Осторожно ступая по камням, подхожу к сержанту. Он молча сидит у огня, около его ноги на земле притулилась фляга с вином.

   – Садись и ты… – указывает он мне рукой.

   Некоторое время мы оба молчим.

   – Я всегда здесь чего-то жду… – говорит он, – не знаю даже, чего…

   – И я тоже. Мне все время тут как-то не по себе.

   – Всем не по себе, – Кот кивает в сторону темных развалин, – она не любит чужаков, особенно женщин. Поэтому твоя мать так редко сюда приезжает. В эти моменты «Каменная вдова» особенно возмущена – это чувствуют люди и лошади.

   – Но ведь ты – ты же не чужой тут?

   – Чужой… Только твоего отца она признала хозяином и повелителем – и выполнила его волю. Я думаю, что, отправляясь тогда в горы, он уже знал о том решении, которое примет по возвращению. Скорее всего – знал. Даже не могу подумать, каково это – с каждым днем ощущать приближение собственной смерти? Знать это – и ничего не предпринять?

   Он поднимает флягу и делает глубокий глоток. Закрывает горлышко и убирает флягу в поясную сумку.

   – Это вино распорядился привезти сюда он… Только вот обоз пришел к уже рухнувшим стенам. А твоя мать приказала отправить это нам – всё, что привезли. И впредь скупать весь урожай с этих виноградников – теперь это пьем только мы.

   Знаменитое бодрящее вино Лесных Котов. Многие вельможи считают за честь получить к своему столу хотя бы бочонок! Но этим распоряжается лично Старик, который не отличается особенным мотовством и щедростью – такая благодать распространяется только на своих. Семья рядового Кота могла получить в дар целую бочку, а местный барон только тоскливо вздыхал, глядя на небольшой обоз под флагом с кошачьей головой. Правда, моя мать тоже иногда делала такие роскошные подарки – графство вообще славилось своими винами и настойками. Они по праву считались вершиной винодельческого искусства, торговля ими приносила нам неплохой доход. Но продавалось далеко не всё. Некоторые напитки (по слухам, составленные ещё моим отцом) готовились в очень ограниченном количестве – и только для наших воинов.

   – Ладно! – Лексли встаёт. – Проверю посты – и спать! Ты со мной?

   – Посижу ещё тут немного…

   – Не засиживайся!

   Темная фигура воина исчезает во мраке совершенно бесшумно. Только лишь он стоял рядом – и вот только легкое дуновение ветерка напоминает о его присутствии. Мне бы так уметь!

   Но я ещё слишком молод…

   Наклоняюсь, поднимаю с земли несколько веток и бросаю их в огонь.

   Тихо…

   Только редкие ночные птицы посвистывают где-то вдалеке, и иногда нарушают тишину оклики часовых.

   Со стороны развалин тянет прохладой, и я невольно поёживаюсь. Подбросить ещё дров?

   Новая охапка поленьев летит в огонь.

   Взметнувшиеся искры на какое-то мгновение заставляют меня прикрыть лицо рукой. А когда моя рука опускается вниз – напротив меня сидит темная фигура воина в доспехах…

Конец ознакомительного фрагмента