Берсеркер: Маска Марса. Брат берсеркер. Планета смерти - Фред Сейберхэген

север и знатно поохотились. Внимание Суоми снова привлек меч Кестанда, подвешенный к поясу. Его ножны были кожаными, а рукоять казалась пластмассовой, но, вероятнее всего, была сделана из дерева или кости. Суоми пожалел, что так мало знает о примитивных материалах. Покопавшись в собственных воспоминаниях – простиравшихся не более чем на тридцать лет, – Суоми решил, что впервые видит человека, носящего оружие не с символическими целями. Конечно, меч Кестанда мог быть всего лишь знаком власти. Но на вид он был вполне пригоден для дела, так же как мотыга в руках одного из работников.

Разговор свернул на перемены в государственных и религиозных делах со времени последнего северного сезона охоты. Для Суоми все это было темным лесом, но Шёнберг, похоже, понимал, о чем идет речь.

– Значит, власть перешла к горе Богов… – задумчиво произнес Шёнберг и кивнул с таким видом, словно его подозрения подтвердились. – А будут ли они, как намеревались, проводить турнир в этом сезоне?

– Да. – Кестанд взглянул на солнце. – Он должен начаться через два-три дня. От нас отправился Бирам из Долгих Мостов, наш лучший боец.

– Ваш? – удивленно взглянул Шёнберг. – Разве отсюда до Долгих Мостов не добрые две сотни километров?

– Понимаете, это же всемирный турнир. Каждый из шестидесяти четырех округов, от которых выставляется по бойцу, достаточно велик. – Кестанд с сожалением покачал головой. – Хотелось бы мне там побывать!

– Могу поспорить, что ты все равно пошел бы туда и даже предпочел бы турнир охоте, если бы Микенас не оставил тебя присматривать за порядком.

– Не-ет, туда просто так не попадешь. Турниром заправляют боги и жрецы. Даже граф не смог получить приглашение, а ведь Бирам – его телохранитель. Микенас вообще не пытался туда попасть.

Шёнберг слегка нахмурился, но не стал развивать тему. Суоми тем временем пытался представить себе рыцарский турнир – такой, как в старинных земных историях: мужчины в тяжелых доспехах стараются проткнуть друг друга копьями. Но здесь турнир должен был выглядеть иначе; Суоми вспомнил – в распечатке говорилось, что на планете нет верховых животных.

Поговорив еще немного, Шёнберг вежливо поблагодарил собеседника и попросил оставшихся на корабле подать ему сумку из шкафчика, того, что рядом с люком.

– И еще в шкафчике должны лежать два слитка; будьте добры, джентльмены, прихватите и их тоже.

Суоми и де ла Торре принесли все это. Положив сумку к ногам Кестанда, Шёнберг объявил:

– Здесь то, что я обещал Микенасу: элементы питания для ламп и кое-какие медикаменты. Я очень сожалею, что не застал его, так и передайте. Если все будет в порядке, я снова загляну сюда в следующий сезон. – Шёнберг поднял слитки и вручил их парню. – А это для тебя. Хороший металл для наконечников или клинков. Чтобы его обработать, нужен умелый кузнец. Скажи ему, пусть закаляет оружие в ледяной воде. Полагаю, на такой высоте с этим проблем не бывает.

– Спасибо вам большое!

Судя по лицу Кестанда, он действительно был очень рад подарку.

После того как трап был втянут внутрь, а люк задраен, Шёнберг чуть-чуть выждал и поднял «Орион» в воздух. Он по-прежнему вел корабль вручную, по очень крутой дуге, направляясь на северо-запад.

На этот раз пассажиры прошли вместе с Шёнбергом в рубку управления. Кое-кто сел, а остальные остались стоять, по возможности заглядывая ему через плечо. Когда «Орион» перешел в горизонтальный полет, де ла Торре спросил:

– Ну и куда теперь, о бесстрашный вождь? Отправимся ли мы смотреть, как люди разбивают друг другу головы?

– Давай сперва поохотимся, Гус, – проворчал Шёнберг. – Парень же сказал, что до начала турнира еще два-три дня. А мне хочется поохотиться. – На этот раз у него хватило вежливости спросить у спутников: – Как вам эта идея?

Под ними проплывала планета, двигаясь на юго-восток. Солнце, на этой высоте снова ставшее иссиня-белым, изменило свой привычный ежедневный путь, соответствовавший этому времени года, и быстрее заскользило на восток из-за скорости их полета. По стрелке индикатора, застывшей на границе опасной зоны, было ясно, с какими нагрузками приходится работать двигателю, чтобы корабль мог развить высокую скорость так близко от масс-центра планеты. Шёнбергу действительно не терпелось. Суоми заметил, что Шёнберг поставил на корпус корабля силовые щиты, ослаблявшие звуковую ударную волну, и что они идут слишком высоко – с земли невооруженным глазом заметить нельзя. Никто на планете не был способен засечь их маршрут.

Челеста и Барбара вскоре ушли, чтобы переодеться в межзвездные одежды. В ближайшие несколько дней охотникам, скорее всего, не предстояли встречи с местными жителями, которых могли бы чрезмерно возбудить или шокировать моды большого мира.

Афина, вцепившись в стойку за креслом Шёнберга, заметила:

– Интересно, а есть ли сейчас на этой планете другие группы охотников? Я имею в виду пришедших из внешнего мира, как и мы.

Шёнберг лишь пожал плечами. Суоми сказал:

– Полагаю, три-четыре группы. Людей, которые в состоянии позволить себе частное космическое путешествие и при этом увлекаются охотой, не так уж много.

– Поскольку все мы, как мне кажется, увлекаемся охотой, нам чертовски повезло, что мы встретились с Оскаром, – подал голос де ла Торре.

Шёнберг никак не отреагировал на это замечание.

Суоми спросил у де ла Торре:

– Кстати, ты работаешь на него? Ты мне никогда об этом не рассказывал.

– Я, как принято говорить, располагаю независимым капиталом. Мы познакомились с Оскаром примерно год назад, на деловой встрече.

Шёнберг еще немного поднял корабль, чтобы ослабить нагрузку на двигатель. На этой высоте казалось, что мир, именуемый Охотником, вот-вот начнет удаляться от корабля. На нескольких настенных экранах был виден терминатор, граница между ночью и днем, шедшая вдоль облаков вниз, к экватору. На южном полюсе – его не было видно из-за кривизны планеты – миновало уже больше половины периода непрерывного дня, длившегося около семи стандартных лет. Стандартный год назад солнце прошло через зенит и теперь медленно кружило по небу, спускаясь все ниже, на один оборот за каждый местный день продолжительностью в двадцать стандартных часов.

Пройдет еще пара стандартных лет, и на южном полюсе настанет полярная ночь: солнце покинет его и взойдет над горизонтом на северном полюсе. Пока же северная арктическая зона, где прошло больше половины полярной ночи, видимо, выглядела такой же безжизненной, как поверхность Плутона, похороненная под толстым слоем льда – большей части воды, что имелась на планете. Прохождение линии равноденствия знаменовало конец охотничьего сезона; сейчас же в умеренно северных широтах он был в самом разгаре. Солнце здесь только-только показалось из-за горизонта; каждый день, проходя с востока на запад, оно поднималось