Пленники раздора - Алёна Артёмовна Харитонова

дёрнули за руку, но он незряче высвободился. Мимо, обдав лицо горячим ветром, просвистела стрела. Рядом визжали и рычали хищники. Тамир не обращал внимания. Вспышки дара и яркое пламя полыхающих телег превратили ночь зеленника́ в яркий день. Но ветви кустарников, узкие листья ракиты, растущий по берегам болота осот – всё это казалось нарисованным углём.

В груди всколыхнулась застарелая боль. Она поднялась из сердца к горлу и застряла там, душа стон. На окраине поляны, возле перевёрнутой телеги, кто-то стоял на коленях. Тамир узнал Волынца. Навий склонился над растерзанным воем, положил прозрачные ладони на его бескровный лоб.

– Он погиб! – В голосе Волынца причудливо слились скорбь и безразличие. – Они всегда погибают. А я не могу помочь. Я пытаюсь. Но они погибают.

Навий вскинул глаза на колдуна.

Под этим усталым, полным безнадёжности взглядом Тамир почувствовал, как его собственная душа с треском рвётся и, словно холстина, расползается на две части, обнажая прячущуюся внутри пустоту.

Колдун протянул руки к неупокоенному духу.

– Поди.

Волынец, бледный и усталый, поднялся с колен. Из непроглядно-чёрных, словно дыры, глаз текли слёзы.

– Я прихожу отпустить всякого. Но кто отпустит меня?

– Друже, – тихо отозвался Ивор. – Друже… искал ведь тебя.

Защитная реза полыхнула болью, и будто холодная вода выплеснулась через неё из тела. Тут же сделалось жарко. Сил в ногах не осталось.

Колдун пошатнулся, рухнул на колени. И в тот же миг увидел прямо перед собой две полупрозрачных тени, стоящие друг против друга.

– Заплутал я, – негромко прошелестел Ивор. – Искал тебя. Весну, другую. И не помню сколько ещё. Что же сперва не шёл ты, а как пришёл, бросил нас?

– Виноват я, – пошатнувшись, ответила тень, бывшая некогда Волынцом. – Повернуть бы вспять…

У Тамира кружилась голова, по жилам будто растеклось расплавленное серебро. Он не слушал, о чём эти двое толкуют. Знал лишь одно: нет ничего гаже неупокоенной нави. Потому немеющей рукой потянул из-за пояса нож и вонзил его в землю. Вспомнил, что без крови ничего не выйдет. Даже не протерев клинок, вскрыл запястье. Кровь потекла обжигающим ручьём.

Шатаясь, колдун пополз вокруг навьих, бормоча заклинание. Казалось: руда льётся слишком уж быстро. Сзади зарычал волк. Тамир не обернулся. Круг надо замкнуть прежде, чем обезумевшая навь сызнова исчезнет.

За спиной что-то проорали. Краем глаза обережник увидел взметнувшегося с края поляны хищника. А через миг в заросли ракиты покатился рычаще-визжащий клубок звериных тел.

Какой же бесконечный круг! Когда Тамир наконец замкнул его и начал читать отходной заговор, показалось, будто вместе с даром, кровью и силами из тела уходит сама жизнь.

Навьи неотрывно глядели друг другу в чёрные провалы глаз. Наузник не знал, видят они хоть что-то или нет, но слышал их голоса, зыбкие, словно огонь на ветру, звучащие будто из далёкого далека́:

– Прощения лишь дай мне… Виноват я… И нет вины этой горше…

– Прощаю, друже. Прощаю…

Слова рассыпа́лись, превращаясь в шорох ветра, в шум деревьев, в шелест травы… Навьи сплелись бесплотными руками. Их тени слабо сияли в темноте ночи.

– Отпускаю вас с ми… ром… – прохрипел Тамир, слабеющей рукой дочерчивая последнюю резу.

Он ещё успел подумать: вряд ли допрежь за-ради отпущения двух неприкаянных душ лилось столько крови, сколько было пролито нынче ночью на этой поляне. А потом перед глазами всё закрутилось. Ослепительная вспышка дара брызнула искрами.

Тамир с облегчением улыбнулся и упал лицом вниз.

* * *

Клесха будто накрыло волной, огромной, как волны Злого моря, на берегах которого он вырос. Здоровенный волк обрушил на противника всю мощь своего дара.

Допрежь не доводилось Клесху видывать этакой силищи у ходящего.

Обережник рухнул на колени, прогибаясь в пояснице. Зверь погрёб его под собой и… налетел мягким брюхом на острое железо, взревел, рванулся прочь. Но в этот миг на спину ему стрелой взлетел новый противник, жёсткой рукой вцепился в загривок, вынуждая ходящего запрокинуть голову.

Удар ладонью по широкой грудине не причинил Серому боли. Но его яростный, неистовый дар вдруг потух, словно залитый водой костёр. Оборотень захрипел, а подмятый противник всё вонзал и вонзал в него нож. Тяжёлые звериные челюсти сомкнулись, дробя человеку кости.

Справа раздался пронзительный девичий крик. Серый понял, что это заходится от ужаса Светла… А через миг ночь разлетелась на осколки, и он обмяк. Потому что калёное железо, раз за разом впивавшееся в плоть, наконец-то достигло сердца.

Глава 61

Добивали оборотней уже в полумраке.

Телеги, полыхавшие по краям поляны, прогорели. Однако ребята из дружинников споро подтащили вале́жин[30]и на рдеющих углях разложили новые костры. Скоро место побоища сызнова было видно из конца в конец.

Лесана с одним из ратоборцев кое-как отвалили с Клесха тушу вожака оборотней. Из раздробленного тяжёлыми челюстями правого плеча главы Цитадели потоком хлестала кровь.

– Ихтор! Руста! – закричала обережница, зажимая ладонями страшную рану. – Сюда!

Она гнала по пальцам дар, силясь остановить багряную реку. Но уже через несколько мгновений Лесану оттеснили в сторону.

Над раненым главой склонились трое целителей, а девушка, покачиваясь, встала и обвела взглядом место сшибки. Поляна напоминала перепаханное поле: трава вытоптана, земля изрыта когтями и залита лужами чёрной в свете костров крови, а застигнутые смертью звери и люди переплелись в последних объятиях. Вот ратоборец с развороченной грудиной, а поверх него волколачья туша. Вот оборотень со снесённой с плеч головой, к которому приник мёртвый супротивник. Смерть примирила всех.

Из земли и стволов деревьев торчали древки стрел. Издыхающие оборотни, кто в зверином обличье, кто в человечьем, хрипели и корчились, истекая кровью. То тут, то там мелькали ратоборцы, добивавшие волколаков. С деревьев спускались лучники. Среди чёрных груд обезображенных тел ходили целители, выискивая тяжелораненых или сомлевших людей.

Дружинники начали растаскивать тела: волков – в кучу на краю поляны, погибших и раненых обережников – на телеги. Мимо Лесаны пронесли на плаще чьё-то тело. Лицо было будто сорвано ударом мощной лапы.

Лишь теперь, остывая от схватки, девушка почувствовала, как болит и пульсирует бедро. Посмотрела – распахано когтями. А она и не почувствовала.

Надо было идти к телегам: узнать, кто погиб, кто выжил, предложить помощь. Но силы словно разом иссякли. Неужели всё закончилось? Эта мысль не вызвала ни торжества, ни радости. Просто пришла и ушла. А ещё показалось, будто что-то не так. Что?

Люта не было. Нигде.

Лесана двинулась к гати. Туда, откуда во время битвы слышала знакомый вой.

Вот ведь. Кто