Андрей Круз - Выживатель

Ознакомительный фрагмент

Дробовик гавкнул раз, ударив в плечо, порция картечи ударила подростка в низ груди, заставив согнуться пополам. Скользнуло назад и вперед цевье, выбрасывая гильзу и загоняя в ствол следующий патрон. Пожарный бросился не по прямой, а побежал по дуге, занося топор для удара и глядя в глаза мне, и словно льдом осыпало – такой концентрированной злобы и ярости я никогда в своей жизни не видел. Мне просто стало страшно. Вот теперь стало страшно по-настоящему, до усрачки.

Его маневр и, главное, взгляд, сбили прицел, второй мой выстрел прошел мимо, а через секунду он уже подбежал к краю причала и прыгнул к нам на корму. И наткнулся на удар прикладом дробовика в грудь, отбросивший его назад. Он завалился, зацепившись каблуком тяжелого ботинка за край борта, затем ударился затылком о причал и упал в воду, с брызгами и все тем же истошным криком. И я, перегнувшись через борт, выстрелил в него снова, почти в упор. Плеснуло, воду окрасило кровью, а затем он исчез под водой и больше уже не всплывал. Затем я снова выстрелил в подростка, который корчился на причале. Он затих.

Что это? – голос жены был тихим и совсем потерянным.

То, о чем говорят. Вакцина, – ответил я, перезаряжая ружье.

И что делать?

То же, что пока и делали. Только от причала уйти надо. На якорь. Чтобы до нас было не допрыгнуть. Ярек, – повернулся я к сыну, статуей замершему на выходе из рубки. – Заводи двигатель. Слышишь? – он вроде кивнул. – Заводи. Нечего нам здесь стоять. И хорошо, что Сашка в каюте. Хотя бы она не видела.

На наши выстрелы никто не пришел и не приехал. Труп подростка так и остался лежать на причале. Мы отошли от причала метров на двадцать и сбросили якорь, остановившись почти у самого выхода из порта. Здесь до нас точно не допрыгнешь. Правда, психанутый полицейский еще и стрелял, так что лучше и выстрелов опасаться.

Скука исчезла, сменилась беспокойством и страхом. К утру, когда мы подошли обратно к причалу чтобы подсоединиться к электричеству и зарядить все, что можно зарядить на борту, отрубился интернет. Только что работал, а тут раз – и отключился. Вместе с мобильной связью, которая у нас была от того же провайдера. Телевизор продолжал что-то принимать, но все, что можно было видеть – уже не новые съемки врачей с вакциной, портретов пойманных террористов, все в записи и без комментариев – и никаких настоящих новостей. Электричество хотя бы не отключилось. И радио, радио еще осталось, некоторые станции продолжали вещать. Нет, никто не говорил как спасаться и куда эвакуироваться, они просто рассказывали о том, что люди сходя с ума и бросаются на других людей. Больше им нечего было сказать, потому что в первую очередь свихнулись те, кто и должен был спасать остальных.

Что будем делать дальше? – спросил сын после того, как он подсоединил кабель к разъему и перешагнул обратно на борт "одиссея".

Я пока не знаю, Ярек, – я посмотрел ему в глаза.

Выглядел он… нормально он выглядел, уверенно в себе. Держится.

Ладно, подожди минуту, – добавил я, натягивая латексные перчатки. – А то этот вонять скоро начнет. Уже начинает, – добавил я, показав в сторону убитого подростка.

Перебрался на причал, присел возле трупа. Ну… подросток как подросток… если не считать следов крови на лице и руках. Это что? Он ел что-то? Странно. Зомби какие-то, хотя и не зомби. Зомби, если верить кино, мертвые, а эти точно были живыми. Просто опасными психами. Но живыми. И убило их как и всех людей. Подростку заряд картечи попал в живот, а второй, которым я его добил – в грудную клетку сбоку. Зомби от такого не умирают, если верить кино. И кровь из зомби так бы не текла, потому что они мертвые, а из этого потоком хлестала.

Схватил труп за запястье, подтащил к краю причала и столкнул в воду. Всплывет? Нет, не думаю, для этого в нем газ должен скопиться, а этот… весь дырявый. Не скопится. Наверное. Пусть лучше под водой, чем лежит совсем рядом. Сашка боится выходить из каюты и смотреть в ту сторону. Правда… что-то мне подсказывает, что ей еще придется смотреть… на всякое.

Прошло еще три дня. Дети уже не рвались никуда с яхты, Сашка играла молча, она стала непривычно задумчива и тиха. Стало по-настоящему страшно, пришло осознание, пусть и с опозданием. Мы не видели всего самого жуткого, отсюда, из тихого угла спортивного порта. Прошла мимо нас паника, прошла смерть, прошли чудовищные пробки на дорогах, которые успел показать телевизор, потому что люди в последней попытке убежать то ли от своего страха, то ли от самих себя, срывались с места и ехали неизвестно куда с непонятной надеждой. Яхта стала нашей "башней из слоновой кости", и только потом, когда вдруг сначала стало тихо, а потом появились страшные тени ночью, мы наконец осознали, что оказались в ночном кошмаре, ставшем реальностью. И выхода из него нет, совсем, и то, что уже свершилось, никак обратно не отмотать, не получится уже.

И даже в самые мрачные моменты жизни случается что-то хорошее. И вот сейчас оно случилось: как раз когда мы сидели в кокпите и пытались обсуждать будущее, в порт вошла знакомая яхта – Майк Робертс. Точнее, сначала он неожиданно вышел на связь по радио и сообщил, что идет к нам. И потом уже пришел. Его "Шутник" неторопливо вошел в марину под дизелем, а я уже ждал его, стоя на баке "одиссея" – к этому времени заработала уже и короткая связь между нами.

Привет всем, – крикнул он, подводя свою лодку к нашей. – Итак, я за вами!

За нами? – спросила жена.

За вами, Джанин, за вами, – Майк улыбнулся во все тридцать два вставных, белозубо и неотразимо. – Мы с вашим мужем немного переписывались в интернете, потом перебалтывались по радио, и я решил попробовать вас здесь застать.

Вообще-то жену зовут не Джанин, а Янина, она полька, хоть познакомились мы в Москве, но местном в англоязычном окружении она превратилась в Джанин, даже я к этому постепенно привык. Сейчас, наверное, удивился бы, если ее кто-то назвал бы правильным именем. Хотя я называю, изредка. Могу даже "Джанин" назвать, но уже с долей ехидства.

"Шутник" Майка пришвартовался рядом, и после недолгой возни и суеты она сам перебрался к нам, не отказавшись от кофе, пусть и растворимого – запас нормального уже закончился, когда сидишь на лодке безвылазно, кофе расходуется в диком темпе. Я заметил револьвер у него за поясом, показал на него, спросил:

Пришлось использовать?

Да, пришлось, – он помолчал, подбирая слова, – Очень много плохого там, – кивнул он куда-то туда, где должны были угадываться очертания гибралтарской Скалы. – Гибралтарский полк сначала призвал резервистов, а потом весь гарнизон базы сошел с ума в полном составе. С резервистами. Улицы забиты психами, причем даже воруженными. Мне кажется, что в Гибралтаре уже никого не осталось, только эти сумасшедшие и трупы. Дэннис, мне кажется бредом, но… они едят трупы, ты видел?