Кодекс Охотника #38 - Юрий Винокуров

Первый поймал себя на том, что улыбается. Улыбка вышла странной: в ней было и изумление, и лёгкая оторопь, и очень человеческая — почти земная — гордость за брата, который снова сделал шаг туда, где ступеням не положено быть.

— Ну конечно, — произнёс Первый, — кто же, блин, ещё⁈

Стела дрожала от входящего трафика информации. Сейчас всё внимание Первый сосредоточил на Запретном Мире и информация лилась сплошным потоком. На стеле вспыхивали тонкие нити, как струи воды, прорезавшие плотину. Он видел геометрию Разломов — не беспорядок. Они ложились в ритм, в узор: опорные узлы, разворотные петли, буферные карманы для вывода излишков энергии, ретрансляционные точки для поддержания структуры. Это было не просто вскрытие запретного протокола — это был, мать его, фейерверк!

— Я тебя слышу, брат, — шепнул Первый. — И понимаю, что ты замыслил.

Кодекс выдал аккуратный, как приговор, набор предупреждений. Первый слушал и кивал, как кивают наставнику, которого уважаешь, но не обязательно послушаешься. Внутри, в глубине души, где обычные братья держат души тварей, расправлялась старая уверенность: вот оно.

Он провёл ладонью по спинке пустого стулу у стелы — там любил сидеть Старый Мак, отпуская свои реплики. Его и Дэна в крепости не было уже более месяца: оба ушли «миротворцами» и обещали вернуться с кучей мирных договоров или с одной хорошей дракой. Купер был с наставником. Все были на местах. И это было правильно.

— Равномерная, — сказал Первый вслух, — эта музыка для тебя.

Разлом на Земле расправился, как парус. В проекции мелькнули знакомые очертания: очаги сил, засыпанные когда-то солью запрета, теперь светились мягким фиолетовым оттенком. Такого цвета Многомерная Вселенная еще не знала. Сандр не просто вскрыл швы — он уничтожил часть протокола. Изнутри. По-новому. По-человечески.

— Хитёр, — признал Первый. И, не удержавшись, тихо хохотнул: — Хотя… О чем это я. Кажется, он просто развлекается!

Он увидел, как от Множественных миров потянулись к Земле тончайшие, почти невидимые нити мироздания. Не только от миров этой Вселенной. Вот рядом с фиолетовым Разломом Равномерной засветился коричневым светом Разлом другой далекой Вселенной.

И в этом была перспектива, от которой у Первого закружилась голова, как у мальчишки перед первым прыжком с крепостной стены в озеро.

Если протокол можно перенастроить изнутри, значит, его можно обучить.

Если его можно обучить, значит, дети (те самые, тридцать три ясноглазых богатыря и все их будущие братья и сёстры, которых Многомерная ещё даже не придумала) смогут не ломать Мироздание — переписывать. Не проламывать двери, а создавать проходы по согласию. Не бросать вызов Мирозданию снова и снова, а приглашать его быть соучастником.

Он увидел больше, чем хотел.

— Мы сможем открывать локальные Разломы в любое время по нашему желанию, — проговорил он. — Мы сможем сделать Разломы прямо на поле боя, чтобы раненые уходили из боя не в небытие, а в сразу в Милосердные миры. Мы сможем поставить Разломы-предупреждения, где сама Вселенная остановит того, кто ещё только думает о том, чтобы напасть.

Кодекс осторожно постучался в его мысли, как старший наставник по плечу.

— Знаю, — улыбнулся Первый. — Рано. Но не невозможно.

В зал вошла тень, и через секунду тень стала гранд-мастером Вульфом. Он молча кивнул, взгляд спросил: «Это он?» Первый ответил тем же молчанием: «Он». Вульф не стал сыпать вопросами — просто остался стоять рядом, как в старые времена в бою: плечом, дыханием, молчаливым согласием.

С восточного края стелы проступил контур Ликвидатора — не сам он, а след его решения, оставленный в управляющих структурах, как выжженный знак на обухе. Первый прислушался: метка вела в Запретный мир Земля, глубже, чем позволено Хранителям, и дальше, чем доступно даже этим могущественным сущностям.

— Хранители зашевелились, — сказал Первый, почти ласково, как говорят упрямому ребенку. Он поднял ладонь, и старый, очень старый жест соединил его волю с изначальным каналом братства. Не властным пинком, не приказом — зовом.

Тишина ответила тишиной. Но тишина была не глухой — она была живой. Как будто голос ушёл так далеко, что стал светом.

Первый кивнул сам себе.

— Хорошо.

Он чувствовал, как сама Вселенная с помощью своих верных слуг пытается навести порядок во своих владениях. Пока, не очень удачно, но очень настойчиво. Абсолютная сила и мощь против… простого смертного?

— Молодец, брат, — сказал он негромко. — Ты не только открыл. Ты разрешил. Хотя, скорее всего, сам еще этого не понял.

Вульф кашлянул.

— Прикажешь готовить боевые группы?

— Пока нет, — Первый покачал головой. — Пусть рисунок наберёт силу. Наша задача сейчас — убрать мусор с дорог. Костяной и Инферно уже пробуют сунуть туда нос — срежем подходы. А тем, кто посматривает на Пустоту, предложим посмотреть на себя. Если смогут.

— Справимся, — сказал Вульф просто. И исчез, как уходит тень в полдень.

Первый остался один — он любил эти короткие отрезки одиночества, как кузнец любит звук остывающего железа. На стеле Земля дышала в такт с сердцем крепости. Где-то вдали, за слоями запретов и благословений, он почти слышал смешок Сандра — тот самый, который всегда начинался на «смотрите» и заканчивался на «как я могу».

— Видим, — сказал Первый. — И будем рядом.

Он вновь прислушался к далекому зову, оставаясь настороже. И тут же нахмурился.

— Абсолютный Запрет? Кажется, вы немного опоздали. Брат, мне нужна твоя сила, — обратился он напрямую к Кодексу.

Кодекс на это ничего не ответил. Но в его немоте впервые не было холодного запрета. В ней было разрешение. И это, пожалуй, радовало Первого больше всего.

Первый Охотник принял решение.

— Работай, брат, — сказал он и повернулся к двери. — Мы прикроем фланги. А когда вернёшься — построим из твоих Разломов дороги. Для всего человечества…

И крепость, старая, каменная, суровая, будто бы чуть качнула головой в ответ, признавая: да, так и будет. Даже если Вселенную придётся учить заново, человеческим образом.

* * *

Тройка богинь выглядела… нет, не испуганными. Пока не испуганными. Но, однозначно — озабоченными.

— Са-а-андр… — протянула Темная. — А что это ты там устроил?

— Сандр, ты всё уронил! — вмешалась Морана.

— Вообще всё! — поддержала своих подруг Пандора.

— Что главное в танке? — припомнил я старую солдатскую шутку, которую так любил Волк.

— Что? — тут же заинтересовалась Темная.

— А при чем тут