Ключ Руна - Александр Изотов

хрустом цепляя ветви соседних деревьев. Краем глаза я вижу, как уже настоящий волк, резко взяв со своего места, снова несётся ко мне… Оттолкнувшись, я с разбегу прыгаю прямо под падающий ствол, выигрывая бесценные мгновения.

И я успел… Успел нырнуть сквозь дым. А вот волчара взвизгнул, когда его в двух шагах позади придавило такой огромной массой.

Упав вслепую, я саданулся бедным лбом обо что-то звякнувшее и взвыл, едва не выбив себе зубы об камень. Но сразу забыл об этом, потому как мои руки нащупали топор, выпавший из поверженного кедра.

Не теряя ни секунды, подвывая от ноющей челюсти, я тут же рвусь обратно и врываюсь в колючие заросли. Зверь рычит, ворочается где-то под ветвями так, что ствол кедра аж ходуном ходит от его мощи.

Раздвигая руками ветки, я продираюсь к волку, и вдруг снова вижу перед собой, буквально сквозь хвою, светящийся красный силуэт. Прожилки, наполняющие его контур, вибрируют, сдвигаются к центру, словно сосредотачиваясь для новой атаки…

Сразу поняв, что это означает, я отталкиваюсь и падаю спиной на колючую хвою, едва успев прикрыть лицо руками. Волна огня прошибает ветви прямо надо мной, осыпая палёными иголками… И, едва волчье пламя рассеивается в небе, я тут же продираюсь в пробитую брешь.

Где, замахнувшись, с утробным рыком я врубаю топор прямо между горящих и налитых кровью глаз. Голова оглушённого волка рванулась, череп с первого раза пробить не удалось, но, неуклюже навалившись сверху и обхватив клацающую пасть рукой, я замахиваюсь ещё раз, чтобы вогнать лезвие уже в холку, прямо под затылочную кость.

Морда поднимает меня, приложив о ствол так, что перед глазами всё заискрилось. Врёшь, гадина, не возьмёшь!

Удар… Неудобно, не замахнёшься как следует. Ещё удар, ещё!

Зверь воет, его шерсть вдруг покрывается мелкими искрами и дымит, будто готовясь воспламениться. Он едва не приподнимает огромный ствол, придавивший его к земле, роет когтями землю, и всё так же прижимает башкой меня к стволу.

А я ору из-за того, как стала жечься шерсть, как больно отбитым рёбра и ногам, но неистово рублю в боевом трансе до тех пор, пока туша подо мной не перестаёт шевелиться… Уж не знаю, что на меня нашло, но остановило меня то, что окровавленный топор просто выскользнул из пальцев.

И только тогда я услышал знакомый крик:

— Господин! Господин, где вы⁈

Тяжело дыша и облизывая чужую кровь с губ, я устало привалился к стволу и уткнулся в локоть. Всё тело дрожало, и это явно было не от усталости… Меня накрыл отходняк, когда я вдруг осознал, что секунду назад реально мог сдохнуть. Просто сдохнуть в клыках этой непонятной твари.

Я знал, на что способны дикие звери, приходилось мне такое наблюдать. Уж лучше с разумным противником драться, который может бояться, чем так, с тупой природной яростью.

Замерев, я попытался нащупать хоть что-то в памяти. Нет, ничего. Вот вроде помню, явно опыт какой-то боевой имею, но… кхм… Нет, ничего не помню.

— Борис Павлович, ваше сиятельство! Борис Павло… ой, — Захар, кричавший где-то за пеленой тлеющих и дымящихся ветвей, вдруг охнул, — Госпожа… Госпожа, вы в порядке? Госпожа, вы не видели тут…

— Здесь я, Захар, — проворчал я, кое-как поднимаясь, — Кха, кха!

Ноги соскальзывали с окровавленного тела волка, нос забило гарью, глаза слезились, но мне всё-таки удалось перевалиться через ствол кедра.

Упав в колючие, но вполне мягкие ветки, я перекатился по ним и вывалился из хрустящей кроны прямо к девушке и орку. Она сидела на пятой точке, положив локти на колени и глядя в землю, а мой Захар стоял рядом, удивлённо глядя на меня и на неё.

Надо ещё поспорить, кто был больше удивлён. Потому что я, удачно приземлившись на четвереньки и устало усевшись на землю, теперь увидел, что девушка, поднявшая взгляд, тоже была с зелёной кожей. Не с такой заветренной и старчески бурой, как у Захара, и не со светло-мятной, как у меня — кожа у красавицы была цвета тёмной, свежей весенней листвы, но с самым настоящим и горячим румянцем на щеках.

Орк… Точнее, орка, и очень молодая. Не знаю, как я это понял, но она точно была моей ровесницей.

Её чёрные, буквально смоляные волосы, были сплетены в две утончающиеся к концу косы. Уши, даже меньше, чем мои, с чуть оттопыренными острыми кончиками, притягивали взгляд, но я почему-то загляделся на красные заколки-черепа — они были приколоты на кончики косичек, лежащих на плечах.

Глаза у неё цвета синего неба, резко контрастирующие с зелёной кожей, и смотрящие на меня с нескрываемой ненавистью… Упрямо поджатые губы, которые, к счастью, не были обезображены выступающими клыками. Хотя нижняя полная губа у неё чуть выпирала, что придавало девушке особый шарм.

Обута в высокие сапоги почти до колен. Одета в тёмные штаны простого покроя с красной вышивкой, прекрасно облегающие крутые бёдра, и в безрукавку с белым меховым подбоем на плечах и воротнике. Совсем не по погоде, как говорится…

На предплечьях у неё, кстати, были защитные латки, и, хоть волк и прокусил их, непоправимого урона не причинил. Зато страшенные клыки оставили отчётливые борозды на металле, сняв стружку, да ещё и порвали ремешок крепления.

На меховом подбое с одной стороны шерстинки были опалены, да и рука орки тоже будто была в саже, а на голом плече вздулись волдыри. Видимо, огненная атака монстра достала её раз.

Я поймал себя на мысли, как спокойно рассуждаю о том, что волки могут изрыгать пламенных двойников… Никакого удивления после того, как меня отхреначили гномы в горах. Кстати, если я вообще ничего не помню о своей прошлой жизни, то почему я вообще должен думать, что всё вокруг необычно? Может, оно как раз всё нормально, а это у меня с головой что-то не то?

И вот теперь передо мной сидит орка. Кстати, очень даже недурственная собой… Раз мои мужские инстинкты сработали на неё на полную катушку, значит, так думают и все мужчины в этом мире. Да, это однозначно очень красивая девушка, и кажется, я прям влюбился.

Кулаки орки стискивались и разжимались, нижняя губа прыгала, и я понял, что в её взгляде не ненависть ко мне. Это злость! И отчаяние, и обида — целый букет эмоций разочарованного в себе бойца, аж на глазах застыли влажные блики, но всё-таки она сдерживалась.

«Не смогла, промахнулась, не осилила, подвела!..» — буквально всё это читалось в