Часы Застывшего Часа - Владислав Алеф

Винник не спал, и напрасно цикады убаюкивали его размеренным стрекотанием, — их колыбельную разрывал отчаянный лай ночных сторожей. Псы в одержимости бросались на заборы и гремели цепями, но, защищая хозяев, они только добавляли им беспокойств. Дрожащими руками люди зажигали лампады, фонари и свечи, на цыпочках выходили во дворы и шикали на преданных псов. Иные прятали детей в погреба, иные беспомощно роптали. Но все вспоминали, что при злобной колдунье Атаказе не уходил безнаказанным и самый мелкий вор.

Язару не нужен был свет, чтобы обойти канаву, в которую он упал в шестилетнем возрасте и раскроил себе нос. Он помнил, что из соседского забора торчат ржавые гвозди, а на углу уже три года преет тележное колесо. Далиир делал из него детскую карусель, накрутил на шест и подвесил бечевкой доски. Но как завалилась карусель, так с той поры и преет, а поднять ее мужчинам все недосуг.

Язар знал, что в десяти саженях слева пустует одинокий дом. Крыша его осыпалась и накренилась, стены изгрызли черви и поросли мхом. Дом стоял особняком и прежде, но десять лет назад в нем еще слабо теплилась жизнь. Жил в нем мрачный сварливый старик, коего как огня сторонились дети. Но они же тянулись к нему, как к огню. Любопытен им был двор старика, его дом и в особенности чердак, — там хранил старик собственный гроб. Язар с братом и деревенской ребятней часто играли в покойников, поочередно ложились в гроб, а потом оживали. Громко хлопали они крышкой гроба, веселились, топотали. И однажды разбуженный шумом за игрой их застал старик. Сверкнул он в полутьме холодными белесыми глазами, обхватил седую голову руками, да и в ужасе закричал:

— Зачем гроб мой ломаете, безобразники?! Во что лягу я, как помру?

Сдуло с чердака ребятню, как листву ветром, вылетели они со стариковского двора, да с того дня ни одной ногой к нему во двор не ступали. А старик вскоре помер, и стыдно Язару было на похоронах, ибо знал он, отчего перекошена крышка гроба.

Надсадный лай вырвал Язара из воспоминаний, но это голосили не деревенские псы. Ищейки приближались. Озлобленное рычание и цокот копыт перекрикивал незнакомый голос.

— Они здесь! Обыщите каждый дом, переверните каждый камень! Допрашивайте людей — вы знаете, как заставить их говорить.

Топот копыт возобновился, зазвучали выкрики и понукания седоков. Когда звуки стихли, тот же человек уже спокойно произнес:

— Что ты хочешь сказать мне, Гром? Ты кого-то нашел?

Язар замешкался: в самом деле, куда он собрался? Как смеет он подвергать опасности своих близких и родных? И вдруг он увидел перед собой Грома — большого белого охотничьего пса. Он обернулся, но и со спины к нему подбиралась еще одна собака, тоже белая. Животные рычали и скалились, они окружали его, и ему некуда было бежать. Гром потянулся к нему и приготовился к атаке. И в тот самый момент на него налетел незнакомый Язару молодой и тощий рыжий пес. Уши его были оборваны, жесткая опаленная шерсть открывала проплешины безобразных ожогов, но шею крепко сдавливал невредимый черный кожаный ошейник. Собаки закружились в схватке, и в борьбу тут же вовлеклись соратники Грома.

Воспользовавшись случаем, Язар скользнул в заросли рогоза. Шум схватки отдалялся и стихал. Защитник Язара не мог долго сопротивляться более сильному противнику, он взвизгнул в последний раз и навсегда замолчал.

Раздвинув рогоз, Язар вдруг вышел на пепелище Акатазы. Пепел колдуньи неохотно принимала земля. Здесь и там еще виднелись отблески чудесного сада. Вот темнеет сухой орех, за которым ребенком пряталась Нагинара, а вот обрубок рябины, по которой она забиралась к ней во двор. Среди сорной травы яркими всполохами пробивались красочные цветы, и еще таилась жизнь в толстых, словно канаты, лозах пагубного винограда. И не весь сад пришел в упадок. Так, капризных лицедеев стало даже больше, чем было при жизни колдуньи; к ночи они потемнели и закрыли бутоны. Язару захотелось сорвать один из них, но в его ладони нежный цветок полыхнул алым и рассыпался в прах.

Он не понимал, как оказался здесь, ведь это место находилось далеко на окраине села. Он не слышал собак и других звуков этой беспокойной ночи. Дважды он замирал, прислушиваясь, но погоня не возобновлялась. Тогда он прислонился спиной к старому ореху и закрыл глаза. Он унял трепет сердца и мысленно поблагодарил Акатазу. А когда открыл глаза, уже знал, в какую сторону бежать.

Глава третья. Ведьмин лес

В непроглядной ночной темноте распростерся зловещий Ведьмин лес. Люди обходили его стороной, не забредали сюда и домашние животные. А вот жуткие обитатели леса порою показывали человеку свой лик. То были и уродливые гигантские тролли и необычайных размеров ужасные волки. А были и такие существа, которых называли лесными духами. Они никогда не покидали леса и не чинили людям вреда, однако за таинственность люди боялись их пуще всех остальных.

В самом узком месте ширина леса не превышала пятидесяти верст. Если Язар не собьется с пути и будет следовать точно на север, то выйдет на Синий луч — главный тракт, тянущийся с юга на север через все царство от основания хребта Трезубца до Яллуйского моря. По другую сторону леса находился Золотарь, крупный город, в котором Язар полагал найти знатока языка альвов.

Совесть подсказывала, что он принял верное решение, но разум клял его наивным и глупым мечтателем, возомнившим себя героем. Он не умеет драться на мечах, он не владеет магией, так как же он намерен оберегать свою ношу?

Пробежать и через холмистый лес он мог на одном дыхании, но гораздо сложнее было не заблудиться в ночи. Кроме того, бежать в темноте было безрассудно и небезопасно. Потому Язар сдержал естественные порывы и уже через несколько верст заставил себя перейти на шаг.

Удивительно, но в эту ночь подслеповатый пастух безошибочно пригибался под низко растущими ветвями столетних дубов и перешагивал их вздыбленные корни. Когда протяжно ухнул и вспорхнул с ветвей рассерженный филин, Язар проследил за ним взглядом. Нет, не светила сегодня особенно ярко Луна, и не указывали ему дорогу звезды, но прежде слабое зрение Язара вдруг обострилось как никогда.

С благодарностью он ощупал глаза альва в карманах штанов и еще больше утвердился в правильности своего решения.

А вот загадочное послание, напротив, доставляло ему только неудобства. В спешке он не подумал завернуть письмо хотя бы в тряпицу и теперь ледяным осколком оно болезненно билось