Евгений Лотош - 4-02. Ripresa allegro mosso

– Да-да, – закивал Мань. – Хорошо понимаю. Вы меня берете, атара?

– Да, Сима-тара, мы тебя берем. Но тебе нельзя привезти семью, ее следует оставить здесь. Ты сможешь переводить родным жалование полностью или частично. Ты согласен с условиями?

– Да, атара, согласен. Что я должен делать?

– Следующий паром в Хёнкон уходит завтра в восемь утра от шестого пассажирского пирса. Следует явиться без опоздания, имея при себе вещи, документы и питание на сутки. Проезд, питание и проживание в Хёнконе бесплатны, деньги тебе не потребуются вообще. По приезду в Хёнкон тебе объяснят, что делать дальше. У тебя есть вопросы?

– Нет, атара, мне все понятно. Значит, я принят?

– Да, Сима-тара, ты принят. Паром завтра, с шестого пирса, в восемь утра. С собой вещи, документы, еда. На подходе большой тайфун, рейсы в Хёнкон приостанавливаются. Если опоздаешь, следующий паром отправится не скоро. Платы за пропущенное время ты, разумеется, не получишь. Можешь идти. Следующий! – вербовщик махнул рукой охраннику.

Подавив страшное искушение переспросить еще раз, Мань поспешно поднялся и, несколько раз быстро поклонившись, побрел к выходу, обозначенному чертой на противоположной стороне террасы.

– Но почему вы не хотите меня взять? – уловил он растерянный голос у соседнего столика. – Ведь я же строитель!

– Я уже объяснил, что мы не берем людей, причастных хоть к каким-то преступлениям. Сожалею, но воровство в магазине тоже под запретом, – голос второго вербовщика в точности, вплоть до интонаций, походил на голос первого. – Пожалуйста, освободи место, у меня нет времени.

– Но я же…

Мань спустился по скрипучим деревянным ступенькам, провожаемый десятками внимательных взглядов из очереди. Наверное, точно так же, как и он несколькими минутами раньше, гадают – получил вожделенное разрешение или нет? Или же только попросился и получил указание ждать?

Ссутулившись и засунув руки в карманы лучших брюк, которые носил лишь по торжественным или официальным случаям вроде сегодняшнего, Мань побрел по грязному заплеванному асфальту. И все-таки – взяли его или нет? Вербовщик сказал, что да, но все-таки… За свою длинную сорокалетнюю жизнь рабочий накрепко привык, что любое учреждение означает казенного вида кабинеты, кучу бумажек, всевозможные справки и разрешения, а также грубых чиновников, ищущих любого повода придраться, чтобы получить мзду даже за решение самого простого вопроса. А здесь, если не считать очереди, получилось как-то неприлично быстро, если не сказать суетливо: две минуты сегодня да еще пять в прошлый раз, отвечая на непривычные вопросы вербовщика. У него даже не потребовали ничего помимо удостоверения личности. Даже ни одной анкеты не заполнили, а паладар с пустыми руками сидит за голым столом! Может, над ним подшутили? Да нет, вряд ли: он лично знает троих, кто уже уехал в Хёнкон к инопланетянам.

А может… По спине пробежал холодок, когда Мань снова вспомнил нехорошие шепотки по углам. Говорят, паладары на самом деле страшные чудища и под людей лишь маскируются. Утверждают, что завербованных больше никто никогда не увидит, потому что их сжирают заживо сразу, как только сходят с парома. Нет, глупости. Если сжирают сразу, откуда известно? Наверняка какая-нибудь женщина придумала. Они такие – возьмут в голову невесть что и давай языками чесать! Сказки, сказки. В животе забурчало, и Мань заоглядывался в поисках места, где кормят, или хотя бы лотошника. Дома ждал ужин в кругу семьи, но в честь удачи можно и потратиться немного.

Тщетно. Если не считать тянущейся вдоль мрачных пакгаузов очереди, местность казалась безлюдной. Огромные ворота зданий стояли запертыми. Мань прикинул, как отсюда выбираться. Если той же дорогой, что и сюда, придется сделать изрядный крюк и оказаться в конечном итоге в самом центре порта. А если попробовать срезать? Он заглянул в щель между складами. Сумерки стремительно сгущались, но он все-таки сумел разглядеть за ними просвет. В ту сторону – окраина порта, откуда можно быстро добраться до дома. Независимо вздернув нос (могут же у него иметься дела в порту, кроме паладаров?), он нырнул в тесный проход и начал пробираться в потемках, запинаясь за мусор и камни.

Что ему не повезло, он понял еще до того, как уперся в высокую сетчатую изгородь позади пакгауза, поверх которой тянулась колючая проволока. На всякий случай он подошел вплотную и подергал сетку. Нет, прочная. Возвращаться? И позорно вылезать из щели на виду у всех? Изгородь шла между двумя рядами складов, но не вплотную к ним, а на расстоянии примерно метра, и Мань побрел вдоль нее, втайне надеясь, что найдет какую-нибудь дыру. Ну, на худой конец вернется обратно на дорогу вдоль другого склада…

Пол-тана спустя он понял, что выбился из сил. Камни и мусор под ногами не позволяли нормально идти, и он несколько раз ободрал лодыжки о торчащие прутья и проволоку, даже штаны не защитили. Но в тот момент, когда он окончательно решил возвращаться на дорогу, удача наконец-то ему улыбнулась. Широкая прореха в сетке, явно аккуратно вырезанная ножницами, гостеприимно поманила его к себе. Он пролез в нее и зашагал по тропинке, явно утоптанной многочисленными ногами. Вот и славно. Похоже, срезать путь все же удастся… и тут он оказался в тупике.

Проход между складами перегораживала высокая стена из гладкого железа высотой по крайней мере метра три. Она немного не доставала до крыш соседних зданий, и перебраться через нее казалось решительно невозможным. Мань потыкал ее пальцем и вздохнул. Уже почти полностью стемнело, и только отсвет далеких прожекторов над портом позволял кое-как видеть окружающее. Нет, надо возвращаться. Краем глаза он заметил странный блик слева от себя. Нет, не блик – луч, проникающий сквозь тонкую щелку. Он ощупал стену руками. Точно: к шершавому камню стены здания оказался прислонен лист прочного пластика.

– Да нет, говорю же тебе! – различил он громкий мужской голос. – Сначала полностью подготовимся, и лишь потом начнем действовать!

Мань припал ухом к щели.

– Чего орешь? – расслышал он ответ. – И так слышу. Я и не говорю, что надо сломя голову бросаться взрывать все подряд. Но мы должны заявить о себе после первых акций, иначе потом кто-нибудь другой примажется, а мы не при делах.

– Тогда их служба безопасности заранее насторожится. Мы и так по грани ходим – а ты хочешь ищейкам лишнего перца под хвост всыпать?

Слушать дальше Мань не стал. Бандиты. Наверняка воры, грабители или пираты. Кто именно, он не знает и знать не хочет. Не его дело. Вот дурак! Зачем он полез непонятно куда? Уходить, уходить, пока не заметили!

Он осторожно, чтобы не шуметь, начал красться в обратную сторону, молясь Вегешоту, чтобы тот оборонил от опасности, и хруст встречных шагов ударил по ушам похоронным колоколом.

– Кто здесь? – резко спросил мужской голос, и в глаза Маню ударил яркий луч света от карманного фонаря. – Ты кто?

– Чужак! – рявкнул другой. – Взять живым для допроса!

И черные сумерки взорвались ярким снопом звезд, чтобы смениться уже полной тьмой.

05.02.1232. Ставрия, Асталана

Зал блистал великолепием.

Длинные столы, покрытые белоснежными скатертями, ломились от яств. Длинные блюда с целыми осетрами, украшенными зеленью; тарталетки с самой разнообразной начинкой – салатной, сырной, мясной, икорной, сладкой; исходящие паром стальные судки с сосисками, сардельками и говяжьими языками; корзины разнообразных фруктов – от крупных наливных яблок до очищенных и нарезанных дольками ананасов; пронзенные миниатюрными пластиковыми шпажками бутербродики с горками ветчин и копченых колбас; ряды подносов с пирожными; батареи винных бутылок и кувшинов с разноцветными соками… Роскошь. И толпа пузатых мужчин в деловых костюмах, а вместе с ними – раскормленные пожилые бабы, выставляющие напоказ жирную дряблую плоть в вырезах блистающих вечерних платьев. Все преисполнены сознания собственной важности – ведь их пригласили на открытие посольства! – и все жрут, жрут, жрут не останавливаясь, жадно запивая из бокалов марочным вином.

Юно стиснул зубы, стараясь не выдать свои чувства. Его тошнило от вида окружающих рож. К счастью, лица выходцев с Могерата кажутся ставрийцам невыразительными, и его эмоции оставались скрытыми от всех. Разумеется, кроме Нихокары-атары.

Атара прогуливалась вдоль ближайшего стола с толстым мужчиной, не перестававшим поглощать закуски с тарелки в руках. Она что-то тихо рассказывала ему, в ответ тот кивал и изредка фальшиво улыбался. Потом он что-то заговорил сам, и уже тут атара начала кивать и улыбаться. На нее упал блик от потолочной люстры, и Юно с внезапной тревогой вгляделся в ее лицо. Ему только кажется, или она опять выглядит больной и усталой? Но почему? Ведь паладары дали ей новое тело, способное принимать любой облик. Пусть ей на самом деле восемьсот лет – ей вовсе не обязательно выглядеть пожилой. Впрочем, она никогда ничего не делает просто так. Нужно спросить, и если можно, она ответит.