Там, на островах - Александр Павлович Быченин

без песнопений, без музыки, без динамической медитации — то есть без всего того, чего тот же местре Арунья велел мне любым способом избегать. И в неурочное время — ещё до полудня, хотя обычно подобные церемонии принято проводить на закате, при свете костров. Но зато в присутствии множества свидетелей жреческого сословия и самого мэра — единого в двух лицах в качестве представителя как светских, так и духовных властей. Всё-таки, что ни говори, а умён Арунья — р-раз, и лишил оппонентов главного козыря! Нет у них теперь предводителя, а, стало быть, и любая попытка бунта обречена на провал. И я при этом, что характерно, не опозорен, репутация не потеряна, авторитет не опорочен. Просто нет у меня теперь абсолютно никакой власти. Даже просто права голоса я лишён. Могу только советовать, да и то лишь тогда, когда попросят. Говорю же, почётный профессор как он есть! Присутствию рады, напоят, накормят, развлекут со всем почтением, но чтобы в дела школы нос сунуть — ни-ни! Правда, у местре Аруньи на меня некие виды имеются, как на человека уважаемого, но абсолютно никем не ангажированного. По его мнению, я теперь идеальный третейский судья. Но только по его, потому что лично я про себя только похихикал, услыхав подобное. Такое ощущение, что Арунья про коррупцию знать не знает. А вот мы с Вовой, да и с Монти тоже, можно сказать, на этом собаку съели. Так что есть варианты, как развернуться, есть. Главное, заранее не засветиться, выдержать паузу и ударить в нужный момент. Но это уже забота сеньора Алонсо, а не моя. Я здесь, на островах, отныне и навсегда не более чем наёмный работник. К счастью. И не только… вернее, не столько для меня, хе-хе.

Кстати, из неприятного, ну, помимо кислых рож бунтарей, ещё погода — она сегодня подкачала. С моря тянуло свежестью, и задувал чувствительный ветерок, нёсший по пляжу песок и швырявший на разгоряченную кожу и в лица прохладные капли. Но с этой неприятностью вполне можно было смириться, тем более что церемония затянуться не грозила. Несостоявшиеся бунтовщики попытались было что-то там вякнуть, но их очень быстро и решительно заткнули профессора. Дьогу даже впрягаться не пришлось, не говоря уж про градоначальника и его подручных-сантеро.

Впрочем, по большому счёту мне жаловаться не на что — лично для меня обошлось без последствий. Ну, если не считать упущенную вкупе с ответственностью нешуточную власть, которая, как по мне, скорее проклятие, а не благословение божье. Но я тут больше про скандалы и месть со стороны обманутых в лучших чувствах «молодых да ранних». И это было самое слабое место плана: как они воспримут ранее небывалое? Может, упрутся рогом и станут упорно игнорировать факт лишения местре Урсу связи с его Эшу? Или вовсе начнут отрицать? Ведь я им как реальная сила и не нужен вовсе, моя основная роль — символ. Ну и оправдание, как в глазах окружающих, так и в собственных. Мол, мы не банальным переворотом балуемся, а помогаем восстановить справедливость, чтобы новый местре занял полагающееся ему по праву место, а не прозябал в тени старого главы школы. Соответственно, крушение надежд в такой ситуации выглядит особенно обидно. Мне аж страшно стало, когда я представил, как буду рассказывать тому же Витору, что, мол, давай-ка ты, дружочек, угомонись, и товарищей своих обломай! Меня ж не просто побьют, меня конкретно отметелят, чтобы просто дать выход разочарованию. А от толпы даже я при всех моих умениях вряд ли отмахаюсь. Плюс Бейра-ду-Сеу, как ни крути, городок довольно маленький, тут все всех знают, так что прятаться не вариант. Разве что незамедлительно дать по тапкам, желательно даже не возвращаясь в город. Собственно, именно это предложение я кэпу Секейре и озвучил, аргументировав изложенными выше соображениями. Его, что характерно, тоже проняло. Как минимум, задумался он крепко. И думу тяжкую думал весь обратный путь, да не один, а в компании сеньора Примейру. И ведь надумали, стервецы! Выгрузили меня в транспортном хозяйстве, наказав не высовывать носа за пределы его территории, а в идеале вообще в «нумере» торчать, и убыли организовывать церемонию. Каковая сегодня и случилась, к моему вящему удовольствию — с Инкой целый день развлекаться, оно, конечно, хорошо, но… скажем так: довольно утомительно. Во всех смыслах, в том числе и мозговыносящем. Ладно, к вечеру Вова завалился, да не один, а в компании с пивасом и соответствующим случаю набором закусок, так что посидели славно. А потом ещё и выспались неплохо — утренней тренировки-то теперь нет! И вот он, апофигоз — тьфу! — апофеоз действа! Я теперь не местре Урсу, а всего лишь профессор эмериту Трока, то бишь «Выключатель». Типа, с одного удара свет вырубаю. И ведь не поспоришь!..

— Поприветствуем профессора Троку, камарас! — тем временем переключился местре Арунья с меня на остальных присутствующих. — Ола!

— Ола!!! — вразнобой отозвался круг, а за ним и основная масса зрителей.

— Будь справедлив и беспристрастен! — напутствовал меня напоследок Арунья, и, потеряв ко мне интерес, велел Дьогу: — Начинай игру, местранду!

— Да, местре! — коротко поклонился тот, и засуетился, раздавая распоряжения музыкантам и потенциальным участникам роды.

Ну, что тут сказать? Понял, принял, осознал! Потому что не дурак, дурак бы не понял, хе-хе. А я под шумок, как бы сказал Вова, огородами к Котовскому, свалил за пределы круга, ловко нырнув в толпу, а затем, протолкавшись локтями и вырвавшись на оперативный простор, зашагал по пляжу в сторону «лодочного гаража», благо не особенно и далеко…

Правда, незамеченным уйти не удалось, о чём и возвестил через несколько мгновений знакомый голос:

— Подождите, местре!

Ну да, кто бы это ещё мог быть, лениво подумал я, обернувшись на ходу и наткнувшись взглядом на взволнованного Витора. И столь же лениво попросил:

— Зови меня камара Энрике, Витор. Я больше не местре.

— Нет, местре, — упрямо мотнул головой тот.

— Ну, тогда хотя бы профессор! — смирился я с неизбежным.

— Но… почему, местре⁈ — так и не сдался паренёк, успевший меня не только догнать, но и пристроиться рядом, чуть ли не в ногу. — Что произошло⁈ Почему всё… вот так⁈ Мы же совсем иное планировали!

— Ты плохо слушал местре Арунью? — хмыкнул я. — Он же всё объяснил!

— Чтобы вы, местре, и вдруг вызвали гнев Олокуна? — скривился в недоверчивой гримасе Витор. — Да с