Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка

В свое время папы переехали туда, чтобы избавиться от нападок патрициев-язычников, да так и остались в бывшем имении матери императора Константина. Это он подарил епископам этот дворец.

— Сын мой!

Папа Либерий раскрыл любящие объятья, но цезарь обниматься не стал и склонился, поймав руку, которую святой отец тут же протянул для поцелуя. Епископ Рима был невысок, сух и энергичен, хотя годы его перевалили на шестой десяток. Он происходил из знатнейшего рода Валериев, обласканного всеми императорами, и был не первым папой, что вышел из его рядов. Тщательно выскобленная тонзура сверкала гладкой загорелой кожей, что как бы намекало на лысину, поселившуюся на макушке папы давным-давно. Его лицо украшал орлиный нос и темно-ореховые, почти черные глаза, которые смотрели остро и проницательно. Папа Либерий получил великолепное образование, и по праву считался одним из лучших богословов своего времени. Впрочем, не одно лишь богословие занимало его изощренный ум. Его планы были воистину велики.

— Ваше святейшество! Я так рад!

Святополк искательно заглядывал в глаза человеку, которого безмерно уважал и которым восхищался. Он уже много лет слушал его наставления и не прогадал. Он взлетел на самый верх, как и предсказал ему когда-то святой епископ. А ведь ничто не предвещало подобного возвышения. Сначала враги империи отравили старшего брата, Святослава, а потом в кабацкой драке сгинул Остромир, храбрец и умница, любимец отца. Вот так и стал цезарем и будущим императором тот, кого за спиной называли слабаком и полудурком. Только где они все? — Святополк удовлетворенно улыбнулся. Все склонились перед ним. Ведь старый император много лет лежал недвижим, как колода, и почти не вникал в дела. Пока не появился этот…

Святополка даже передернуло. Своего новоявленного племянника он люто ненавидел, презирал и боялся. Мальчишка, вылезший наверх из грязи, вел себя с грацией медведя. Он на глазах у всех ломал устои империи. Он ломал то, что его святейшество строил столько лет. Ведь осталось совсем немного, парализованный отец на ладан дышит. В смысле дышал… Теперь он зажил новой жизнью, даже в театр выехал. Именно поэтому Святополк поехал на богомолье на год раньше, чем планировал. Ему нужно было многое обсудить со своим духовным отцом. Он нуждался в его совете.

— Ты приехал сюда из-за своего племянника Станислава? — мягко спросил его святой отец, который, казалось, проникал взглядом в самую душу.

— От вашего святейшества ничего нельзя скрыть, — благоговейно ответил Святополк. — Вы, как всегда, проникаете в самую суть вещей.

— Присядь, Святополк, — повел рукой папа. — Сегодня ты узнаешь сокровенную тайну христианской церкви. Ты узнаешь волю самого императора Константина. Ведь именно она вознесла тебя на самый верх. Ты много лет был послушен велениям господа нашего, и ты будешь вознагражден за это. Ты и твой старший сын станете повелителями мира, а твой младший сын будет властвовать над умами и сердцами. Твой племянник не помеха воле господа, высказанной устами величайшего из земных царей. Он будет сметен с твоего пути словно жалкая муха. Ты готов узреть истину, сын мой?

— Да! — выдохнул Святополк.

Он не ошибся, когда приехал сюда. Святой отец знает ответы на все вопросы. И его не пугают жалкие успехи простого вояки, вышедшего из солдатской казармы. Они ничто перед мощью церкви.

— Тогда узри Константинов дар! — торжественно произнес папа Либерий и открыл ларец из драгоценного эбена, привезенного с далеких восточных островов. Ларец, украшенный вставками из золота, был выстлан изнутри алым шелком, на котором лежал свиток пергамента, перевязанный тесьмой.

— Во имя святой и нераздельной троицы, — дрожащим голосом читал Святополк, -отца и сына и святого духа. Император Цезарь Флавий Константин, верующий во Христа Иисуса одного из той святой троицы, господа Бога нашего, спасителя; кроткий, величайший, благодетельный, благочестивый и счастливый триумфатор и победитель аламаннов, готов, сарматов, германцев, британцев, гуннов, август от века, святейшему и благочестивейшему отцу отцов Сильвестру, епископу города Рима и папе, и всем его преемникам, понтификам, а также всем почтеннейшим и возлюбленным Богом кафолическим епископам…

В ТОЙ реальности Константинов Дар был подделан папами при Пипине Коротком. Такова была цена короны для последнего майордома рода Меровингов. Его составили в одном из монастырей Франции, и с тех пор он служил мощнейшим оружием в руках Святого престола, обосновывая их претензии на светскую власть. Он бы нужен папам как воздух, а потому появился и здесь…

Руки цезаря Святополка дрожали, а в глазах мутилось. Он опустил свиток на колени и попытался унять биение сердца, которое было готово выскочить из груди. Папа Либерий смотрел на него с ласковой, отеческой усмешкой. Он понимал его волнение. Ведь этот свиток хранится здесь уже больше ста лет. Он передается как величайшая святыня от одного понтифика другому. Только вот обнародовать его так пока и не получилось. Карл, сын Пипина Короткого, которому папы пообещали пурпур, потерпел поражение, и власть императоров снова стала слишком сильна. Божьи мельницы мелют медленно, но делают это верно. Сейчас настало нужное время. Воспитан с младых ногтей подходящий человек, что примет верховную власть. Именно ему понтифики расчистили путь наверх, устранив всех конкурентов.

— Читай же, сын мой, — произнес папа.

— Самим святым апостолам, — продолжил Святополк, — государям моим блаженнейшим Петру и Павлу, а от них также и блаженному Сильвестру, отцу нашему, первосвященнику и вселенскому папе города Рима, и всем понтификам, его преемникам, которые вплоть до конца мира будут наследовать ему на престоле блаженного Петра, вручаем и с настоящего момента передаем Латеранский дворец нашей империи, который превосходит и господствует над всеми дворцами во всем круге земном; и, далее, диадему, то есть корону с главы нашей и вместе с ней фригиум, а также облачение, а именно обод, которым по обычаю обвивают шею императора, пурпурную хламиду и алую тунику, и все императорские одежды, а также и почетное право ехать впереди императорского коня; вручаем к тому же и императорские скипетры вместе с копьями, значками и стягами и разной императорской сбруей, и все, что относится к торжественному выезду императорского величества, и красу нашего владычества.

— Мы в этом самом дворце, — папа повел рукой вокруг. — Именно его подарил Константин епископам Рима. Это ли не истинное чудо, которое уберет все сомнения!

— Да! — выдохнул Святополк, который и не думал сомневаться.Он продолжил читать вслух. — Итак, дабы верховенство понтифика не умалялось, но скорее украсилось более, чем достоинство земной империи и гордость могущества,