Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка

— Стоять! — рявкнул я. — Тебя никто не отпускал! В покоях государя находятся не более двух человек одновременно. Проветрить тут, ладаном не вонять, переворачивать его царственность каждые четверть часа и обтирать. Руки и ноги массировать. Зайду завтра. Если найду хоть один пролежень, на ленты распущу. Теперь пошел вон!

— Я давно так не веселился, — прошамкал худой костистый старик, который лежал в горке подушек на гомерических размеров кровати. Он был безнадежен. Половина лица парализована, угол рта уныло опустился вниз, а левый глаз полузакрыт. Инсульт, причем давнишний. Несчастный человек!

— Мне Яромир сказал, что мой новый внук — это нечто, но такого я не ожидал. Ты буян, прямо как мой Остромир.

И на здоровой половине лица вдруг проявилась такая мука, что даже меня проняло. Страдающий отец, который похоронил своих детей. Что может быть хуже в этой жизни? Я упал на колени и прижал к губам его ледяную ладонь.

— Дед, — еле слышно прошептал я, зная, что дверь облеплена жадными ушами. — Ты держись, не бросай нас. Без тебя тут развалится все. Я знаю, кто тебя в гроб сводит, и ты это знаешь. Я не зря столько лет дерьмо в Сотне жрал. Я свой айдар честно заработал. Не бойся, я тебя в обиду не дам. И за своего отца и дядю я отомщу так, что небу станет жарко. Господом богом тебе клянусь! Его Блаженство сказал, что такие, как я и Мечислав в самые страшные годы приходят. Вот и я пришел. А значит, все теперь хорошо будет.

— Позови всех! — всхлипнул император, которого местное лечение чуть не свело в могилу. По его морщинистому лицу ручьем текли слезы, которые он вытирал здоровой рукой. — Стой! Подожди! Они не должны видеть меня таким.

Через пять минут в покои снова потянулись люди, наполненные идиотской торжественностью. От них нет никакого толку, но все они богаты и влиятельны. И они жадно смотрели на полуживого государя, который с трудом изрек, едва ворочая непослушным языком:

— Внука своего Станислава благословляю. Он достойный потомок великих императоров. Склонитесь перед отпрыском Золотого рода, бояре.

Ну вот! — я с удовлетворением рассматривал обтянутые парчой спины и холеные бороды, которые едва не задевали изысканную мозаику пола. — Теперь я здесь по закону прописан, и черта с два меня из этой квартиры выселят.

Глава 11

Все-таки в служанках есть своя прелесть. Ты не бьешь ее по щекам без причины, даешь ей понять, что она тебе по сердцу, и все. Ты получаешь такой поток совершенно детской любви и преданности, что он несет тебя на волне дурацкого блаженства. Теперь-то я понимаю своего отца. Это Остромир который. Он совершенно искренне любил мою мать, а она любила его. Он был далеко не подарок, бабник, грубиян и пьяница, но она-то ничего лучше в этой жизни и вовсе не видела. Он получил искренность в отношениях, что для царственных особ — вещь совершенно невообразимая. Вокруг такого человека всегда кружит хоровод из подлецов и лицемеров, которых поневоле начинаешь ненавидеть.

А еще служанка не делает тебе мозг. Она этого просто не умеет, потому что приучена к покорности годами муштры. Неискушенная все-таки Огняна до того, что и слов не подобрать. Тело на шестнадцать лет, мозги на десять. Это такая прелесть, оказывается! Прямо как Людмила моя в первые пять лет брака, пока турбулентные вихри в пустоте между ушами не внушили ей, что она Богиня. Вот и Огняна просто лежит у меня на плече и уютно молчит. Она ничего не просит, ни на кого не клевещет, просто мурчит как довольная кошка. Она, наконец, узнала, что в постельных упражнениях есть немало приятного и для женщины тоже, и это стало для нее полнейшим откровением.

— Что ты хочешь больше всего на свете? — спросил я ее в очередной раз.

— Вашей светлости служить хочу, — ответила она не раздумывая. — Ничего не надобно более. Я сыта, одета, вам мила. Чего еще можно желать?

— Сделаешь для меня кое-что? — спросил я, не понимая, как можно купить человека, который и так твой с потрохами.

— Все, что хотите, ваша светлость! — промурчала она.

— Я тебе скажу кое-что, а ты не издашь ни звука, — прошептал я ей на ухо, — Нас могут подслушивать. Меня скоро захотят отравить. Это может случиться сегодня вечером, а может, и через год. И сделают это твоими руками.

— М-м-м… — попыталась заверещать она, но я был готов и заткнул ей рот.

— Я же сказал, ни звука, — шептал я. — Я знаю, что ты ни за что этого не сделаешь, поэтому приказываю: что бы тебе ни сказали, соглашайся. Скорее всего, через тебя передадут вино, или сладости, или еще что-то. Важно, что это не попробует кравчий, а поднесешь мне это ты. Если ты откажешься, то умрешь в ту же минуту. Тебя могут и вовсе ни о чем не просить, просто вручат поднос и прикажут нести. Тогда мы умрем вместе.

Огняна смотрела на меня огромными глазищами, из которых ручьем текли слезы. Ее плечи тряслись в рыданиях, и она мелко-мелко мотала головой из стороны в сторону. Нет, она не хотела этого.

— Сделай это для меня, — прошептал я. — Прошу. Если ты не согласишься, то меня убьют как-нибудь по-другому. Поняла?

— Поняла, — выдохнула она, глотая горошины слез. — Если что-то такое случится, доложу вам тут же.

— Умница, — чмокнул я ее в распухшие губы. — И ты очень красивая. Я подарю тебе золотые сережки.

— И-и-и! — в восторге завизжала девчонка, из чего я сделал вывод, что служить мне вовсе не предел ее счастья. Она просто не знала до этого, что так тоже можно.

— Позови-ка мне эконома, — сказал я, понимая, что уже пора вставать. День сегодня расписан по минутам.

— Слушаюсь, ваша светлость, — она оделась немыслимо быстро, и уже успела присесть в поклоне, щипнув пальцами подол.

Божка местного разлива я встретил лежа в постели, потягивая кофе и читая газету. Он постоял пару минут и напряженно сопел, пока я соизволил оторваться от чтения. Нужно было закрепить успех, сделав направление вражеского удара безальтернативным. Пусть у них будет лишняя возможность. Вдруг это спасет мне