Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка

— А если он до ночи не придет? — начал закипать гость, который такого обращения, видимо, еще не встречал.

— Тогда ты будешь тут до ночи стоять, — философски ответил Дуб. — У меня приказ. Отсюда только что мадьяр выбили. Без приказа в крепость не пущу.

— Я дьяк Приказа большого Дворца! — заревел человек за воротами. — Я с тебя шкуру спущу!

— А я сейчас пристрелю тебя, и делу конец, — хладнокровно ответил Дуб. — Имею полное право. Устав караульной службы, параграф пять. Угроза личному составу при исполнении оным службы в охранении должна пересекаться незамедлительно, ибо…

— Да заткнись ты! — рявкнул дьяк, и Дуб благоразумно замолчал. Пошутили и хватит. Дьяк — величина не чета даже нашему майору. — Да где лейтенант твой?

— Не могу знать! — ответил Дуб и искоса посмотрел на меня. Впускать или нет, был написан вопрос на его лице. Я поднял большой палец в знак того, что оценил всю глубину его юмора, и открыл окошко в воротах.

— Слушаю вас, почтенные!

— Дьяк Приказа большого дворца Михайлов, — зло посмотрел на меня статный мужчина лет сорока с окладистой бородой, в пропыленном кафтане из переливчато-серой парчи и в сапогах из тонкого сафьяна. — К майору Мазовшанскому с письмом от большого боярина Любимова.

— Проходите, — кивнул я, — а ваши спутники останутся здесь. Не положено.

— С ума уже посходила солдатня! — прошипел дьяк и посмотрел на меня, как на кусок дерьма. — Распоясались вконец! Веди, лейтенант. Кстати, ты солдата Золотарева знаешь?

Внезапно взгляд его изменился, видимо, такая оригинальная прическа и украшенная самоцветами золотая гривна, висящая на цыплячьей шее юного лейтенанта, встречались ему нечасто.

— Тут такого нет, — решительно ответил я, радуясь, что впустил только его одного. От десятка мне точно не отбиться. За мной очень серьезных ребят прислали. Мне, чтобы это понять, мимолетного взгляда хватило.

— Как нет? — дьяк остановился, превратившись в роскошно одетый столп. — А куда же он делся? Погиб?

— Лейтенант Золотарев есть, — спокойно ответил я. — А солдата нет. Он повышение получил.

— Это ты, что ли? — выпучил глаза дьяк. — Собирайся, парень, со мной поедешь.

— Пан майор вон там сидит, — показал я на уцелевший домик покойного командира первой роты. — Он мне скажет, собираться или нет.

Благоразумие — это та моя черта, которой я заслуженно горжусь. Именно оно увело меня подальше от начальства и посоветовало проверить караулы на восточной стене. Пусть большие руководители пообщаются между собой и выяснят отношения. А я приду к шапочному разбору, ведь, как ни крути, майора я подставил, не рассказав ему о своих жизненных неурядицах. Их разговор длился недолго, и ординарец прибежал за мной уже минут через десять, требуя на ковер.

— Твой контракт выкуплен, Золотарев, — хмуро смотрел на меня отец командир. — Почтенный пан Михайлов имеет желание забрать тебя с собой, потому как у него приказ от самого Большого боярина Любимова.

Он уставился не меня вопросительно, ожидая ответа, а я призадумался. Майор высказался очень обтекаемо. Что это значит? Что я могу выскочить из этой карусели? Ведь, в конце концов, кто вообще обещал, что купчишка, взявший фамилию жены, проживет больше года? Он ведь теперь никому интересен не будет, полностью исчезнув из всех дворцовых раскладов. Я посмотрел командиру в глаза и чуть-чуть покачал головой. И он едва заметно усмехнулся, сохраняя самое почтительное выражение лица. Дьяк Приказа Большого дворца мог раздавить майора из захудалых княжичей и при этом не сильно напрячься. Ему для этого даже своему боярину жаловаться не нужно. Щелкнет пальцами, и окажешься в отставке без пенсии. Замордуют проверками так, что сам уйдешь, не выслужив срок.

— Что размечтался, Золотарев? — рявкнул вдруг он. — Приказ на тебя уже получен, звание присвоено. Черта с два ты у меня со службы уйдешь!

— Да что вы говорите такое? — растерялся дьяк. — Его контракт оплачен!

— Это солдатский контракт оплачен, — с видом невероятного сожаления ответил майор. — А Золотарев у нас лейтенант. Его в досрочную отставку только сам маршал отправить может. А для этого Золотарев прошение написать должен. Думаю, через полгодика, пан Михайлов, его удовлетворят. Ну это если вы поспособствуете. Сами понимаете, война идет, офицеры нужны…

— Пиши прошение! — решительно посмотрел на меня дьяк. — Я даже уезжать отсюда не буду. Через две недели оно в Братиславе будет, и сюда весть телеграфом придет.

— Не буду я ничего писать! — ответил я с каменным лицом. — Война идет! В такое время никак нельзя службу бросить! Я государям нашим присягу давал! В годину тяжелейших испытаний для империи нельзя в отставку уходить! Встанем грудью, все как один! Умрем с честью на боевом посту!

— Ты спятил, парень? — дьяк покрылся багровыми пятнами, и на лице его появилась растерянность. — Собирайся!

— Вы поаккуратней будьте, почтенный, — наслаждаясь каждой секундой бесплатного зрелища, сказал майор. — Лейтенант не зря с золотой гривной на шее ходит. У него мозги малость набекрень. Он давеча два десятка мадьяр зарубил, а хану Абе и вовсе голову отрезал. Он теперь даже по отчеству может прозываться, как законный сын своего отца. Эдикт «О звании офицера римского войска преславнейшего», принятый в царствовании императора Александра, раздел номер… Кстати, Золотарев, а какое у тебя отчество?

— Да кто про этот эдикт помнит? — растерялся дьяк. — Ему ведь двести лет! Я о нем вообще в первый раз слышу. Их же сколько было…

— Но ведь его и не отменял никто, — сожалеюще развел руками майор. — В Римской империи законы вечны, пан Михайлов. Вам ли, вельможе, об этом не знать…

— Проваливай, — громко и отчетливо сказал я дьяку. — Передай тем, кто тебя послал: пусть дураков в другом месте поищут. А когда я в Братиславе появлюсь, первым делом спрошу у деда, на каком таком основании меня хотели в Египет выслать.

— Что? — дьяк ловил воздух ртом и медленно бледнел.

— Вали отсюда, говнюк, — сказал я, — иначе по частям домой поедешь. Ну?

Теперь уже побледнел майор.