Роман Злотников - Прекрасный новый мир

Ознакомительный фрагмент

– Ну как вы тут, ваша милость?

Грон повернул голову. Гым стоял у входа в денник, в котором он вчера и пользовал юного пажа.

– Я тут вам кашки принес. Не ваши разносолы, конечно, но не побрезгуйте – горяченькая, с маслом. Вам сейчас кашка – самое оно.

– Спасибо, Гым.

– Давайте-ка я вам сейчас соломы под спинку подоткну, чтоб сидеть легче было, – заботливо пробормотал костоправ, ставя котелок и опускаясь на одно колено.

– Может, лучше сначала ногу посмотришь?

– Пока буду смотреть – остынет, – резонно ответил старина Гым, – да и смотреть тут нечего. Я уже и сейчас вижу, что все в порядке. То есть крови, конечно, натекло, вона тряпки все заскорузлые, но так оно все и должно быть. Так что ешьте на здоровьишко, а уж как поедите, я вашей ногой и займусь.

Грон молча кивнул и, подхватив котелок, поднес его к лицу. Вдохнул пар и мгновенно почувствовал, как рот забило слюной. Это был хороший знак. Похоже, его организм действительно повернул на выздоровление, с юношеской жадностью расходуя на это бурные молодые силы.

– А вот и ложка! – довольно отозвался Гым, несомненно уловивший голод пациента и расценивший его совершенно так же.

Грон покосился на его довольное круглое лицо и взял протянутый столовый прибор. Прибор был под стать хозяину – раза в полтора больше обычного, оловянный и с изрядно погрызенным краем.

Покончив с кашей, Грон поставил котелок, тщательно облизал ложку, вытер ее рукавом своего камзола и протянул хозяину. Костоправ удовлетворенно кивнул и, завернув ложку в чистую тряпицу, засунул ее за голенище сапога.

– Ну а теперь уж посмотрим и вашу ногу.

С ней было все в порядке. Гым отодрал присохшие тряпки, осторожно обмыл ногу и удовлетворенно кивнул.

– Подживает все. А ну-ка, ваша милость, пошевели пальцами… А мизинцем? Хм, вот незадача. Похоже, та жила, что к мизинцу тянется, совсем отмерла. Ну да ее ужо… – Костоправ выудил из подкладки своего колета длинную иглу и, оглядевшись, подгреб поближе к себе пук соломы. Он сноровисто свернул солому в жгут, ловко щелкнув огнивом, подпалил его и хорошенько прокалил иглу. – Я, ваша милость, тут немного иголкой потыкаю, – сообщил он Грону, – надо, чтобы все те жилы, что мы вчера на свои места вернули, вновь чувствовать начали. А то все зазря будет.

Грон понимающе кивнул. Стимуляция нервов, грубоватая, правда, и болезненная, нуда откуда они здесь могли…

– Ы-ый!

– Эт хорошо, значит, жилы оживать начали, – удовлетворенно пробурчал себе под нос костоправ.

– Ый, ы-ый!

– Не волнуйтесь, ваша милость, теперь точно могу сказать: еще побегаете…

На конюшне Грон провел почти две недели. Когда он, все еще держась за стенку и подволакивая ногу, но уже без костыля, сумел наконец-таки забраться на свою верхотуру, его встретили недоуменные возгласы соседей по спальне.

– Собол, ты где пропадал? Мастре Эшлиронт о тебе уже дважды справлялся. И сильно сердился.

Грон, из которого вся эта дорога наверх высосала все силы, с шумом рухнул на свою кровать и вытянул ногу.

– Чтоб ему пусто было, – пробурчал он себе под нос, – этому мастре Эшлиронту.

Тай и Борнус, с которыми он делил спальню, переглянулись и весело прыснули.

– Ну в этом-то мы с тобой согласны. Но если он нажалуется матушке-герцогине, жди неприятностей.

Грон искривил губы в легкой усмешке. Да уж, непременно… и рассмеялся. И все-таки, несмотря ни на что, здорово вновь оказаться в юном теле и в статусе подростка. Когда самая большая неприятность, которая тебя волнует, – это неудовольствие матушки-герцогини… И Тай с Борнусом тоже подхватили его смех, хотя и не очень понимали, чем он вызван. Впрочем, в этом возрасте, для того чтобы смеяться, совершенно не нужно никаких особенных причин.

– Так ты к костоправу ходил, что ли? – поинтересовался Борнус, заинтересованно поблескивая влажными глазами, на которые уже засматривалась не одна придворная дама.

Грон молча кивнул.

– Слушай, Собол, а больно было?

Грон неопределенно пожал плечами. Как тут ответишь-то, если Соболу – то больно аж жуть, а если Грону – то и не слишком. Больнее бывало. Да и вообще он чувствовал некоторую раздвоенность. Все знали его как Собола ад Градана, младшего сына барона Расдора, но сам он воспринимал себя именно как Грона. Притом в полной мере пользуясь памятью и навыками Собола. Причем, похоже, прозвище Грон, которое он приобрел в предыдущем мире, оказалось как-то слишком уж сильно сцеплено с его новой, объединенной сущностью, потому что, скажем, Казимиром Пушкевичем он перестал считать себя довольно быстро. Едва ли не мгновенно. А обращение Собол буквально с первого же момента, когда он пришел в сознание, вызывало у него стойкое неприятие. Нет, он вполне спокойно отзывался на него и пользовался им, но скорее как псевдонимом, быть же ему хотелось по-прежнему именно Гроном. Конечно, существовала возможность принять его старое имя как прозвище, но в связи с этим существовала определенная трудность. Люди получают прозвища, которые нечто означают, например, Кремень или Лысый, ну или, скажем, Белый либо Говорун. Да мало ли у людей прозвищ… Но в этом мире и на этом языке слово Грон представляло собой бессмысленный набор звуков, не означающий ничего.

– Слушай, а ты успеешь выздороветь к приезду нового герцога? – прервал его размышления Тай.

– А когда он приезжает?

Борнус и Тай снисходительно переглянулись.

– И в какой дыре ты торчал все это время? Всем уже давно известно, что он приезжает на день Пречистого Владетеля Фараила.

Грон наморщил лоб.

– Так это ж через седмицу!

– Ну да.

Грон насупился.

– Не знаю, может, и успею, но, наверное – вряд ли.

Тай разочарованно покачал головой.

– Жалко… говорят, Владетель пожаловал ему целую сотню Безымянных.

– Насовсем?! – изумился Грон.

Безымянные считались личными слугами Владетеля. Насколько Грону удалось раскопать в памяти Собола, они были чем-то вроде зомби, но не мертвыми, а живыми. Люди, из которых каким-то непостижимым образом удалили их личность, индивидуальность. Они были чрезвычайно послушны, великолепно обучаемы, слабо чувствительны к боли, что делало их изумительными слугами, совершенными воинами, но вот только назвать их людьми никто бы не осмелился…

– Ты что, совсем того? – удивился Тай. – На время коронации. А то у нас тут ходили слухи, что нового герцога не очень-то и жалуют.

– Не очень-то… – фыркнул Борнус, – скажешь тоже. Все просто терпеть его не могут. Половина стражи уже расчет попросила. Тавга, Журия и Бону домой поотзывали. Да и среди девчонок-фрейлин тоже целый переполох.

Вечером, уже лежа в постели, Грон вновь перебрал в уме свои ближайшие и дальнейшие планы. Составил он их на следующий день после того, как очнулся в теле Собола ад Градана. Во-первых, ему предстояло выжить, во-вторых, занять в этом мире некое довольно спокойное место и, в-третьих, отыскать Белый Шлем. Если уж судьба так распорядилась, заканчивать свое существование в этом, на его взгляд, не слишком-то гостеприимном мире как-то не хотелось. Любопытно было дойти до конца того, что можно было условно назвать дорогой Белых Шлемов, и посмотреть, что там окажется. Но вновь взваливать себе на плечи непосильную задачу изменения этого мира он не собирался. Пусть в этом все идет так, как идет…