Штурм - Андрей Алексеевич Панченко

друг. Здесь действуют чужие правила. И, судя по всему, то, что мы встретили, — не враг в привычном смысле. Это что-то вроде… инфекции. Разумной.

Денис скривился:

— Инфекции, которая летает, убивает и ломает броню «Скаута» как консервную банку. Неплохая перспектива.

Я усмехнулся, хотя на душе было пусто.

— Да, перспективы у нас теперь просто замечательные. Но пока мы живы — будем работать. Через семь суток снимем карантин, если всё будет чисто. После выхода из гиперпрыжка, восстановим повреждённые модули и решим, куда летим дальше.

Заг хмыкнул:

— А если карантин не снимем? Если они всё же заражены?

Я посмотрел на него и скрипнул зубами.

— Тогда придётся решать… по-другому.

Он понял. Молча кивнул. На корабле существовал протокол «Эпсилон» — если биозараза не купируется, карантинный сектор уничтожается вместе со всем, что внутри. Вплоть до аннигиляции материи…

Секунда тишины. Затем на пульте вспыхнул новый сигнал.

— Командир, — голос дежурного офицера. — В карантинном секторе фиксируется энергетическое отклонение. Один из бокс-контейнеров выдаёт слабое внутреннее излучение.

Я почувствовал, как леденеют пальцы.

— Какой номер бокса⁈

— Шесть… экипаж «Скаута», заместитель капитана, Кира.

Заг тихо присвистнул, добродушное и веселое выражение его лица сменилось на озабоченное:

— Только не Кира… Надо пойти и с ней поговорить, командир! Может ничего страшного?

— Никто ни с кем не разговаривает, — рявкнул я, чувствуя, как сердце начинает бешено биться в груди. — Перевести сектор в режим полной изоляции! Вызвать медиков и Баху в лабораторию. Я иду туда сам.

Я летел к карантинному сектору бегом, но уже в коридоре меня перехватил дежурный медтехник с планшетом:

— Командир, стойте! Не лезьте в створ. У нас первичная телеметрия.

— Говори, — отрезал я, не сбавляя шага.

— Излучение слабое, в мягком УФ-диапазоне. Не «их» сигнатура. Похоже на флуоресценцию. Источник — верхний плечевой пояс.

— У Киры?

— Да. Вероятно, реакция биопластыря на УФ-конус.

Я всё-таки дошел до прозрачного бокса и прижал ладони к стеклу. В боксе номер шесть Кира сидела на койке, укрытая термоодеялом, лысая, злая и живая. На левом плече — свежая полоса белёсого пластыря с защитной сеткой; по кромке гуляли тусклые искорки, как от дешёвой гирлянды.

Связи не было, но она увидела меня и демонстративно показала средний палец. Потом — другой, для симметрии. У меня отлегло.

Подскочил Баха, задохнувшийся, с переносным спектрометром на ремне:

— Дал мне бог фитнес, — выдохнул он и сунул прибор в порт наблюдательного окна. — Снимаю спектр в «сквозняке»… Есть. Пик на триста восемьдесят нанометров. Это не «их». Это наш «Люкс-пак».

— По-русски давай!

— Медпластырь с фотокатализной пропиткой из аварийной аптечки бокса. Там автоматизированных аптечек нет, только такие, а она себе ногтем плечо задела, кожа у них сейчас тонкая, сами понимаете. Так вот, под УФ пластерь сам себя стерилизует и заодно светится. Наши датчики приняли флуоресценцию за внутреннее излучение. Ложноположительный сигнал.

Медик кивнул:

— Мы погорячились, потому что вспышка совпала с фазой микроволновых ланц. Там идёт разогрев верхних слоёв, пластырь «заиграл». Сейчас спадёт.

Я выдохнул впервые за последние минуты. Сердце перестало долбить в грудную клетку.

— Но проверим всё равно, — продолжил медик уже официальным тоном. — Второй цикл сканов, расширенный профиль крови и ЛИК. Никаких сетевых стыков.

— Делайте, — произнёс я. — И занесите в регламент: метки «Люкс-пак» — помечать перед УФ, чтобы не пугались наши же датчики. Вообще, перетрясите содержимое аварийных аптечек карантинной зоны, чтобы не было таких эксцессов в будущем. Я чуть свою женщину не сжег, из-за вас засранцев!

Кира, заметив, что суета у стекла сменилась рабочей рутиной, опёрлась локтями на колени и снова уставилась на меня. Мед-камера приблизила её губы; имплантат честно выдал расшифровку по артикуляции: «Ты труп, милый». После чего она, не сводя с меня взгляда, подтянула термоодеяло выше, улеглась и демонстративно отвернулась к стенке.

— Жива, — сказал я вполголоса. — Этого пока достаточно.

Через двадцать минут у нас был полный расклад. По Кире — чисто: биомаркеры в норме, никаких «нитей», никаких аномальных электровсплесков, никаких попыток взаимодействия с окружением. Флуоресценция ушла — пластырь отработал и затих. У двоих десантников — поверхностные ожоги от туманной завесы, девушка пилот пришла в себя, ругалась и требовала «вернуть волосы, как было». Медики обещали, что за неделю карантина само отрастёт, но никто им не верил — мы все знали, какая химия у наших туманов. Без медкапсулы после такой обработки волосы не вернуть, они уничтожены с корнями.

С имплантами тоже стало спокойнее. Ничего подозрительного. Парочка «шумных» фрагментов оказались остатками сигналов, полученных от спасательных капсул — аварийные маяки пытались отчитаться в сеть корабля, но упёрлись в нашу «стену», после чего просто передали сигнал экипажу «Скаута».

Я зашёл ещё раз в наблюдательную. Кира не спала — просто лежала, глядя в потолок. Когда я подошёл, не шевельнулась, только уголок губ дёрнулся. Я положил ладонь на стекло. Она не отреагировала.

— Держись, — сказал я шёпотом. — Семь суток — и вытащу тебя отсюда, чертёнок.

Она беззвучно произнесла: «Пошел ты, Найдёнов…». Я усмехнулся и кивнул, мне и правда было уже пора идти.

Глава 5

К вечеру потрепанный линкор «Земля» мягко вывалился из гиперпространства. Перед голографом распахнулась тихая система: бледная жёлтая звезда, две каменистые планеты, дальше — пояс астероидов и ледяной карлик. Сенсоры линкора показывали пустоту; радио и другие искусственные излучения — только собственный фон. Как будто сама судьба дала нам небольшую передышку, после хорошей трёпки, которую мы получили.

— Внимание экипаж! Боевую тревогу никто не отменял! Не расслабляемся! Готовность к новому экстренному гиперпрыжку! Выпустить разведывательные дроны и перешерстить всю систему до последнего камушка, — тут же распорядился я. — Вторая эскадрилья беспилотных истребителей в прикрытие линкора! Внутренние работы — по планам.

Сейчас я смотрел на новую звезду и окружающие её планеты как на потенциального врага, не позволяя выдохнуть ни себе, ни команде. Во время боестолкновения с противником, опознанным корабельным искином как малый биотехноид, наши безвозвратные потери в личном составе составили четыре человека: три десантника и пилот разведывательного звена. Потери, в технике: два «Скаута», шесть разведывательных дронов, два эвакуационных дрона и двенадцать беспилотных истребителя. Экипаж «Скаута-2» на карантине. Слишком много потерь и событий, за такой короткий промежуток времени.Сейчас нам нужно было найти безопасное место, чтобы, не спеша проанализировать ситуацию, и разобраться с