Танцор Ветра. Том 3 - Константин Александрович Зайцев

они доберутся до нас. Моя сильная сторона — это скорость и ловкость. Нельзя дать себя окружить. Первый цзянши рванул ко мне рывком, словно пес, сорвавшийся с привязи. Его когти прошли в паре пальцев от моего лица. Я шагнул в сторону, клинок полоснул по желтому амулету — бумага вспыхнула, и мертвец тут же упал. Губы искривились в ухмылке. А это легко.

Ксу стояла в центре, словно статуя. Ее лук пел. Каждая стрела попадала точно в цель. Выстрел — и очередная голова с чавкающим звуком раскалывалась от ее граненых стрел. Она не стреляла впустую: движения были идеально выверены, экономны, будто каждое заранее рассчитано. Даже ветер, казалось, помогал ей, не мешая полету стрел.

Ликуй ревел, как раненый зверь, но его топоры работали хладнокровно. Один взмах — цзянши лишается руки. Второй — голова взлетает в воздух, ударяясь о палубу с глухим звуком. Его плечи ходили, словно кузнечные меха, дыхание было рваным, но он только ускорялся. Тела вокруг превращались в кашу из костей, гнили и крови. Теперь мне стало понятно, почему его прозвали Черный Вихрь.

Бойцы с гуаньдао держали линию рядом с ним. Древки их оружия сбивали мертвецов с ног, тяжелые лезвия разрубали гниющую плоть. Они работали как идеальный механизм, постоянно прикрывая друг друга: один сбивает, второй добивает.

Арбалетчики держались чуть позади, выбивая опасных противников. Каждый выстрел — тяжелый болт в грудь или голову. Они не пытались убить — они контролировали ситуацию, вбивая цзянши в доски, чтобы остальные могли добить. Глухие удары болтов, треск дерева, хрип мертвецов — все смешалось в один рваный ритм смерти.

Я двигался в тени Ликуя. Мертвые выбрали его основной угрозой, чем я и нагло пользовался. Сражаться, принимая чужие удары, — не мой стиль. Я скользил по палубе, нанося быстрые и точные удары. Удар — и левый нож срезает амулет. Поворот корпуса — и правый нож перерубает гниющую шею.

Я использовал их ломаные движения в своем танце смерти, заставляя мертвецов сталкиваться друг с другом. Грязь, кровь, трупная слизь летели во все стороны, пачкая одежду и кожу, но сейчас мне было не до того. Главное — держать ритм. Быть быстрее, чем они, бить точнее их.

Шифу был почти неразличим. Его движения — короткие, точные, будто каждое отточено десятилетиями. Пальцы — в глазницы. Ладонь — в основание черепа. Удар ребром ладони — и цзянши падает с переломанной шеей. Иногда он просто срывал амулет одним движением, словно рвал паутину. Его лицо оставалось спокойным, чуждым всему вокруг.

Цзянши лезли и лезли. Словно поток из чрева корабля. Доски палубы уже скрылись под слоем зеленой слизи и крови. Запах разложения становился все тяжелее, въедаясь в кожу, волосы, легкие.

— Сдохните, твари! — ревел Ликуй, разворачиваясь на месте и рассекая в стороны двух мертвецов одним ударом. — Их тут как тараканов! Во имя Цуй Ксу! Во славу Изумрудного Кедра! — его боевой клич отражался от глади воды, постепенно теряясь в тумане.

Я чувствовал, как мышцы начинают ныть, несмотря на подпитку эссенцией. Дыхание стало тяжелее, а мышцы на руках забивались.

— Держать строй! — крикнул я арбалетчикам, уже бросившим свои тяжелые игрушки и выхватившим мечи. — Не давать им окружать!

Ксу, казалось, не чувствовала усталости. Она стреляла так же быстро, как в начале. Ее глаза горели ледяным светом. Каждая стрела — смерть. Она не тратила ни единого движения.

Ликуй споткнулся на скользкой палубе, но тут же врубил топор в череп подскочившего цзянши. Один из бойцов получил царапину на лице, но устоял, отбросил мертвеца, и Ликуй добил его ударом сбоку.

— Их слишком много, — бросил я. — Нужно найти того, кто их выпускает!

— Иначе сдохнем от усталости! — поддержал меня Ликуй, разрубая сразу двоих. Он был залит зеленой жижей, но в его единственном глазе горел огонь.

Я снова и снова бил по амулетам. Резал, рвал, пинал ногами и толкал мертвецов. С каждой секундой ощущалось, как присутствие Изнанки становится все сильнее. Как будто баржа дышала этим гниющим воздухом, а мы лишь куски мяса, которые вот-вот будут сожраны.

Последний удар — и я увидел, что мертвецы начали иссякать. Поток замедлился, а потом и совсем прекратился.

Мы стояли на палубе, тяжело дыша. Вокруг — груды мертвых тел, слизь, кровь. Воздух был густым, липким. Мои руки дрожали от напряжения, но ножи все еще крепко лежали в ладонях.

— Это не конец, — произнес Шифу тихо. Его глаза были прикованы к зияющему люку. — Такие, как их хозяин, никогда не остаются без охраны.

Палуба дышала тишиной. Только плеск воды о борта, скрип дерева и тяжелое дыхание бойцов. Запах разложения висел липким облаком, смешиваясь с вонью слизи, крови и гнили.

Ксу выпрямилась, смахнув со щеки зеленую каплю. Лук все еще был в ее руках, тетива чуть дрожала от натянутых мышц, но взгляд оставался ледяным.

— Вниз, — сказала она тихо, но так, что ее услышали все. — Это наш единственный шанс.

Кивнув, я подошел к люку. Доски вокруг были скользкими, пропитанными какой-то мерзкой жижей, словно баржа сама гнила изнутри.

Тьма под нами выглядела густой, осязаемой. В ней не было ни звуков, ни движения, но я чувствовал — нас ждут. И поэтому спустился первым. Лестница прогибалась под ногами, скрипела, угрожая оборваться в любой момент. Воздух становился тяжелее с каждым шагом. Он пах плесенью, застарелой кровью, тухлой рыбой и чем-то сладким, будто в комнате разлагались сотни мертвых цветов.

Внизу темнота обняла меня, как холодная вода. Только слабый свет факелов сверху выхватывал углы трюма.

Пол был завален тряпьем, костями и гниющими остатками того, что когда-то было людьми. В углу я заметил что-то вроде стола, заваленного грязными ножами, склянками, запекшимися пятнами крови. Стены были испещрены темными потеками, а где-то глубже в трюме слышался тихий, мерзкий капель.

Здесь Изнанка ощущалась в полной мере. Она давила на психику и ощущалась густой, как кисель. Она обволакивала каждого из нас, проникала в легкие с каждым дыханием. Она словно говорила, что мы тут чужие. В нас слишком много жизни, и пора бы потушить наш внутренний огонь.

Ликуй спрыгнул следом, держа наготове свои чудовищные топоры, заляпанные ошметками мертвецов. Его единственный глаз бегал по сторонам.

В дальнем конце, на грубом подобии трона из перевернутых ящиков и старых канатов, сидел человек, пропитанный силой Изнанки. Сухой, будто высушенный временем труп, кожа стянута на костях серо-зеленой пленкой. Его